— Настолько серьёзно? — Веллингтон сдвинул брови.
— Более чем.
— Когда?
— Не знаю. А узнав, не буду вправе предупредить.
Герцог несколько мгновений мял пальцами подбородок.
— Это заведомый проигрыш, — наконец выдавил он. — Так вы спасали не только меня, но и свой корпус? Сначала жертвой стал бы я, а потом, на втором витке, ваши люди.
— Я знал только о Шамбюре и Фурно. Но где гарантии, что нет других?
Артур пожевал губами.
— Какой ответной услуги вы хотите?
— Вашего влияния хватит, чтобы убедить кабинет всё-таки вывести английский корпус одновременно с русским, австрийским и прусским? — осторожно осведомился Воронцов.
Старина Уорт пустил лошадь вдоль озера. Подтопленный берег зарос осокой.
— Вы заметили, что во Франции не любят постригать газоны? Здесь и трава, и люди слишком своевольны. — Лицо Веллингтона оставалось хмурым. — Так вот, я думаю, что вопрос о выводе уже решён. Дорогой Майкл, я не совершу преступления, сказав, что после большой войны наша страна если не разорена, то уж, во всяком случае, не имеет денег на новые авантюры. Ума не приложу, откуда они у вашего императора? В Лондоне боятся решительных действий царя. Нам не на что сейчас снаряжать свежую армию. Если я, ссылаясь на свои источники, заявлю о реальности планов военной операции по свержению Людовика, то у нас скорее согласятся позволить Бурбону вступить в Священный союз, чем совсем лишиться влияния на Францию.
— Я был бы вам очень признателен.
Герцог сделал рукой жест, отметавший всякие выражения благодарности.
— Три года я ожидал чего-то подобного. Для всех будет большой удачей, если мы уберёмся на родину, не развязав побоища.
Первым, кто осмелился уколоть графа в связи с событиями в церкви Святой Екатерины, был Александр Раевский. Его собственный адъютант. Сопляк и мальчишка!
Утром следующего дня Раевский, вместо уехавшего Казначеева, подавал начальнику почту. Воронцов с неудовольствием следил, как тот раскладывает конверты на столе. Он был слишком сдержан и хорошо воспитан, чтобы вслух выражать раздражение. Но неужели нельзя запомнить, что газеты кладутся на правый угол, большие государственные пакеты в центр, непосредственно перед командующим, а счета слева, у пресс-папье? Почему Саша всё помнит и делает без понуканий?
Граф испытывал почти физическое неудобство, когда ему приходилось выговаривать людям за нерадение. Но такой же крайний дискомфорт он чувствовал, когда нарушались его раз и навсегда заведённые правила. Раевский распечатал пачку газет, чего делать, конечно, не следовало, ибо начальник любил первым прикасаться к свежим страницам.