Михаил отпустил руку Раевского. Гнев схлынул с него, оставив колоссальную усталость.
— Благоволите уйти, — процедил граф. — Вы подавали прошение об отставке. Оно направлено государю. Думаю, его удовлетворят. До получения ответа из Петербурга можете больше не являться на службу.
Раевский моча поклонился. Как светский человек светскому человеку. И не отдав чести, вышел. У самой двери он задержался и бросил сквозь зубы:
— Когда-нибудь вы снимете форму, и мы встретимся как равные. Тогда ваше высокое положение не оградит вас от исполнения законов чести.
«Он будет мне говорить о чести?!» — возмутился граф.
Слова Раевского о Лизе больно задели Воронцова. Граф не верил им. И в то же время был сбит с толку. Такая нежная, робкая, неумелая, она не могла оказаться развратной. Но ведь ей не шестнадцать... «Лиза свободна, он порочит её из зависти», — сказал себе Михаил. Однако разум редко берёт верх, когда затронуты чувства и возбуждена подозрительность.
Воронцов был собственником. Он трудно переживал, когда приходилось делить ласки случайных пассий с товарищами. Жена же в его воображении представлялась чем-то в высшей степени личным, только ему принадлежащим. Он не со всяким позволил бы ей разговаривать, не то что... Потерпеть сомнения в её верности было бы выше его сил. Тем более сомнения, возникшие ещё до свадьбы. Как он будет верить ей, если она уже побывала в чьих-то руках?
В то же время Михаил знал, что способен простить женщину. Есть много извиняющих обстоятельств. Молодость, неискушённость, опытный соблазнитель. Разве он сам чист? Мужчину не судят за то, за что дама подвергается общему презрению. Умом граф понимал всю ложность подобной морали... Но сердцем не мог примириться с изменой.
Со всеми этими сомнениями он пришёл к отцу Василию в следующее своё посещение Мобежа. Священник спешил на крестины и менее всего был намерен разбирать сердечные проблемы графа. Он почесал бровь, помолчал, а потом промолвил:
— Кому другому я бы сказал: простите девушку и живите счастливо. Но вашему сиятельству этого делать нельзя.
Воронцов опешил.
— Почему?
Он явился сюда не для того, чтобы ему сказали, как поступить. А для того, чтобы поддержали в уже принятом решении. Ибо последнее слово граф всегда оставлял за собой.
— Потому, ваше сиятельство, — голос отца Василия звучал строго, — что вы на самом деле никого не готовы прощать. Вы измучите себя и её. И будете несчастны.
«Разве я настолько чёрств?» — удивился Михаил.
— Вас все любят, — вздохнул настоятель. — Считают справедливым и сострадательным. Так оно и есть. Но это лишь внешнее. В глубине души вы очень жёсткий, самолюбивый человек. Вы не перенесёте малейшего сомнения в чистоте избранницы. А её измена, даже мнимая, будет для вас трагедией. Поэтому я говорю вам: найдите другую суженую.