Молчать Пьеру надоело. Ох, как много он мог бы сказать, но физиология малыша не позволяла. К своеобразной старинной речи он уже привык и теперь решил разрабатывать горло и связки, чтобы как можно быстрее начать говорить складно и уверенно.
Каждый день, убедившись, что деревянная дверь плотно закрыта, Пьер тренировался. То ходил из угла в угол, произнося русские слова, то, водя тоненьким пальчиком по строчкам, читал вслух церковные книги, взятые в шкафчике. Поначалу это давалось непросто, но потихоньку он приспособился, и дело пошло быстрее. Голосок у Пьера был тоненький, высокий, как у девчонки, и всякий раз, открывая рот, он не переставал этому удивляться.
«Мне, пожалуй, впору называть себя мадемуазель».
В тот день после обеда Пьер, как обычно, ходил из угла в угол по скрипучим половицам, повторяя слова. Он уже мог вполне отчетливо говорить, но пока предпочитал скрывать свои успехи.
– Надобно стать цар-рем. Надобно стать цар-рем, – шептал он на ходу.
Буква «р» далась ему совсем недавно, и он наслаждался ею, словно и в самом деле был ребенком.
Царем, конечно, стать необходимо, иначе испытание будет провалено. Но как это сделать? Что еще нужно этим виртуальным русичам? Он им такое «чудо» с буквами сотворил, а толку?! Да, дворня смотрит на него с благоговением и опаской, Василий с Филимоном уверены, что он Божий посланец, и вроде бы даже Шереметев начинает верить… А остальные? Конечно, время от времени приходят какие-то люди, глазеют на него, полушепотом спрашивают Федора Ивановича: «Он?» Дивятся, говорят, что на вид совсем обычный мальчишка… Но где радующийся Божьему посланнику народ? Где всеобщее ликование? Где, в конце концов, царские палаты, в которые его, по идее, должны были давно переселить?!
Н-да, похоже, одного чуда маловато. Нужно еще что-то придумать. Жаль, нет Интернета и социальных сетей, запустить бы флешмоб с хэштегом «#Младенца – на престол», вот это был бы номер!
Потихоньку темнело. Пьер в сумерках мерил комнату шагами и скандировал на ходу:
– Младенца – на пр-рестол! Младенца – на престол!
Увлекшись своими мыслями, он не замечал, что почти кричит. Тоненький голосок звенел под каменным сводом. Сидевший в сенях Филимон встал и насторожился:
– Васьк, это откуда ж глас?
Рыжий страж повертел головой, прислушался.
– Кажись, из Петрушиной комнатки доносится.
– А что там за баба? Агафья?
– Нет, – пожал плечами Василий, – она ж вот только во двор метнулась.