А местные жители? Они что, дураки, что ли? Нет, конечно. У них своя логика, свои устои, традиции, обычаи. И со всем этим он, Петр, знаком лишь по книгам. Единственное его преимущество – он знает, как будут развиваться события, кто и какие ошибки совершит. На этом и надо строить план действий.
Да, пусть он не силен в военном деле и смутно представляет, как устроен какой-нибудь двигатель, но развивать страну можно и по-другому – культурой, наукой, искусством. По крайней мере, в «Цивилизации» был и такой путь. А в других направлениях он попробует действовать, исходя из логики и знания истории. При этом все время помнить главное правило врачей – не навреди.
К вечеру Петр составил некое подобие плана и решил, что пора начинать. Он вышел из своих покоев, огляделся – Василий, как всегда, был тут: дремал на лавке, привалившись головой к стене. Рот приоткрыт, на конопатом лице капельки пота.
«Верный страж», – мысленно улыбнулся царь и потряс его за плечо.
Тот мгновенно вскочил, на лице появилось умильное выражение.
– Государь…
– Вась, Филимоску хочу, сыщи его мне.
– Да как же я тебя оставлю, батюшка Петр Федорыч…
– Ступай, меня вон стельцы охланяют, – кивнул царь на стоявших у следующей двери молодцов с бердышами.
Василий покорно вздохнул, поклонился и двинулся прочь, непрерывно оглядываясь.
Часом позже он явился пред светлые царские очи.
– Государь, Филимон дожидается твово слова.
Петр махнул рукой, дескать, веди. Василий пропустил писаря и уже хотел закрыть дверь, но Петр приказал:
– Не уходи.
Присев в кресло, он указал гостям на лавку, и те нерешительно уселись на самый краешек. Если Васька, не доверяя боярам, по-прежнему держался возле царя, то Филимон не видел его с весны и теперь сильно робел.
Петр приосанился и мысленно улыбнулся. Что ж, представление начинается.
– Василий, Филимон, – начал он торжественно, – вы были преданными стражами, когда мне угрожали напасти, будьте же верными слугами и ныне, когда я пребываю в спокойствии и счастии.
Он произнес эти слова с облегчением, уже не коверкая. Как же ему надоело прикидываться несмышленым малышом и ломать язык! Но открываться перед народом рано, уж слишком он пока одинок и беззащитен. Хотя голос и речь уже были настолько натренированы, что, будь они такими в прошлом, он наверняка мог бы вести какую-нибудь радиопередачу. Тьфу ты, в будущем! Петр невольно усмехнулся царившей в голове каше.
Между тем, услышав совершенно взрослую речь маленького царя, Филимон тихо ойкнул, соскользнул с лавки и через мгновение уже сидел на полу. Из-под задравшейся до колен рясы уморительно торчали тонкие ноги. Василий же, напротив, вскочил, ловя губами воздух, кадык его задрожал. Оба уставились на Петра в священном ужасе. Тот не выдержал и расхохотался: