На табло появились новые цифры: семь и три, напротив — двенадцать. Сеня дал пояснения: Алмаз ехал под седьмым номером, Верочка под третьим, выиграла комбинация семь — три, двенадцать — сумма выигрыша.
— Простите, я вам надоел, возможно, — Лева виновато улыбнулся. — Как же могло получиться, что в прошлое воскресенье, мне здесь рассказали, за Гладиатора в одинаре три рубля платили? Он же известный жеребец. Дербист и рекордист. Почему на него не ставили?
— Смысла нет, — ответил Сеня. — Если все на одну лошадь ставят, выигрывает лишь ипподром.
— Однако платили три за рубль, — рассуждал Лева. — Сколько же людей против него играло?
— Ну, лишнего не заплатят, дорогой, — уверенно ответил Сеня. Услышав частые звуки гонга, сзывающего лошадей на старт, он повернулся к Леве спиной, смотрел, как лошади по двум бровкам друг за другом медленно направились к старту, развернулись к стартовым столбам. Перед лошадьми ехал «Москвич», сзади у него были развернуты как бы самолетные крылья, которые удерживали лошадей в одной шеренге. «Москвич» разогнался, убрал свои крылья, раздался гонг, лошади понеслись. Лева хотел еще поговорить с новым приятелем, однако Сеню сейчас ничто не могло отвлечь от бега.
Лева взглянул на «великого лошадника» Сеню, решив вернуться к их разговору несколько позже. Он чувствовал, что получил ценную информацию, обрабатывать ее следует в спокойной обстановке.
Он шел под трибунами, вдоль ограды, решил подняться, взглянуть на поле и бегущих лошадей сверху.
— Писатель! — крикнули из ложи, он повернулся и увидел конюха Колю. — Иди к нам, писатель.
Коля, одетый франтом, с еще мокрыми от недавнего мытья волосами, занимал с компанией целую ложу. Лева раскланялся, назвал себя, в ответ услышал: Аня, Наташа. Какой-то мужчина, лет около сорока, сидел, облокотившись на парапет, чуть привстав, он учтиво наклонил голову, имени не назвал, но улыбнулся открыто, покосился на Колю, вновь улыбнулся, словно извиняясь перед Левой за своего приятеля, который столь бесцеремонно окликнул его, отодвинул стоявший рядом с ним пустой стул и жестом пригласил «писателя». Только когда Лева сел, мужчина представился:
— Крошин Александр Александрович.
— Очень приятно, — ответил Лева и повернул свой стул так, чтобы не сидеть к девушкам спиной.
Александр Александрович положил ему на плечо руку и вновь улыбнулся.
— Бросьте, Лев, здесь на такие мелочи не обращают внимания. — Имя Гурова прозвучало у него очень естественно, Лева не уловил насмешки. — Слышал, собираетесь писать. Статья, очерк или что-то более серьезное? — глаза у Александра Александровича были лукавые и очень молодые. «Он не намного меня старше, — подумал Лева, — только держится не в пример мне очень уверенно и солидно».