— Простите, я скоро вернусь, — Лева поднялся, не взглянув на девушек и Сан Саныча, выскочил из ложи.
Он пробрался сквозь толпу, выскочил на улицу, побежал вокруг ипподрома к конюшням. Нина вернулась без свертка, значит, она бросила его где-то неподалеку. Она не могла его бросить, должна спрятать. Куда?
Он проскочил через проходную, перед самой конюшней, отдуваясь, вытирая пот, перешел на шаг. Коля умывался, Рогозин выгуливал лошадь. Лева решил пройти по маршруту от конюшни до поворота к кругу ипподрома. Где Нина могла спрятать сверток?
— Наша-то, слышал? — брызгаясь под краном, спросил Коля.
Лева не обратил на него внимания, встал спиной к конюшне. «Она шла неторопливо», — вспомнил он слова Рогозина. Лева медленно направился к кругу, когда Коля, обрызгав водой, схватил его за рукав.
— Не поехала Нина на Горе, шансов-то выиграть нет, она и посадила в качалку Петьку. — Лева хотел освободиться, но Николай не отпускал. Он тряс мокрыми волосами, шлепал губастым ртом, неприятно дрожали его жирные, похожие на женские груди. — Вот ты напиши, напиши. Как, значит, выигрывать, так мастер едет, а как шансов нету, так помощник. Порядок, а?
Лева наконец отцепил от своего рукава Колину пятерню и пошел к полю.
С трибуны ипподрома давно доносился свист, увлеченный своими рассуждениями, Лева не обращал на него внимания. Восстановить путь, которым шла Григорьева из конюшни, найти место, куда она могла спрятать сверток. Лева чуть не столкнулся с выехавшим с круга взмыленным жеребцом.
Гугенот ронял пену, на его черном от пота боку болталась бирка с пятым номером. Нина шла рядом с коляской, держала наездника за руку, Петр то ли всхлипывал, то ли смеялся и монотонно, как пьяный, повторял одно и то же:
— Значит, могу. Значит, могу. Значит, могу.
— Молодец, умница, Петенька, — Нина смеялась. Увидев проезжавшего мимо наездника, она крикнула: — Извиняй, Сергей Трофимович! Пыли не наглотался?
Наездник, лишь сердито буркнув в ответ, прикрикнул на свою тоже еле трусившую лошадь:
— Шагай, безногая! Чай домой идешь, не к столбу!
— Верно ехал, Петруша, — Нина теребила совсем очумевшего наездника. — План бега изменил мастерски. Как ты его после первой четверти перехватил? Мастер. Тихая езда тебе ни к чему, он бы тебя концом задавил.
— Я так и подумал, Нина Петровна, — ответил, изображая смущение, наездник. Он явно уже кокетничал, ведь выиграл, теперь все можно. — Думаю, не убьет меня Нина Петровна, что я после первой четверти водить начал.
Тут Нина заметила Леву и спросила:
— Красивая езда была, не правда ли?