– Я знаю только о том, что после этой ссоры ты изменил фамилию спустя две недели. Но я не знаю, из-за чего именно вы тогда повздорили.
– Разве ты не спрашивала у Пьеты?
– Я никогда никого не расспрашивала о тебе. Все, что я узнавала, доходило до меня из общих семейных разговоров. – Она расправила плечи и тихо добавила: – Я боялась, что если произнесу твое имя, то выдам себя.
– И что же они могли узнать такого?
– Правду о нашем прошлом.
Маттео смотрел на нее так пристально, будто хотел прочитать ее мысли.
– На похоронах мой отец сказал, что это меня должны были хоронить, а не Роберто.
Его признание ошарашило Наташу.
– Неужели? Он прямо так и сказал?
– Да.
– Это ужасно. Мне так жаль. Должно быть, он совсем обезумел от горя, а на самом деле не имел этого в виду.
Разве может отец сказать такое своему ребенку? Ее родители манипулировали ею и заставляли делать то, что выгодно для них, но они никогда не желали ей смерти.
Ее сердце обливалось кровью при мысли о том, как невыносимо было это услышать Маттео, который только что похоронил любимого брата.
– Мой отец именно это и имел в виду. Он так и не простил мне пожар. Я всегда подозревал, что он во всем винит меня, и на похоронах это только подтвердилось.
Они похоронили Роберто в солнечный теплый день. Первые восемь лет своей жизни именно такую погоду он и любил. Но после трагедии, которая с ним произошла, все изменилось. Он практически не выходил из дома, ни с кем не общался, кроме ближайших родственников, избегал не только зеркал, но и любых отражающих поверхностей, чтобы не видеть лишний раз ужасные ожоги, покрывавшие его лицо и тело.
– Это неслыханно. – Наташа выглядела так, будто готова расплакаться. – Разве ты можешь быть в этом виноват?
– Меня оставили присмотреть за ним.
– Тебе было всего лишь десять лет.
– Я знаю. Мне понадобилось очень много времени, чтобы осознать, что на самом деле это не моя вина. Но угрызения совести так меня и не покинули. В глубине души я всегда знал, что отец винит меня в трагедии, и именно поэтому он так отдалился от меня после нее. Я двадцать лет надеялся на его прощение, мечтал о том дне, когда он скажет, что гордится тем, чего я достиг в медицине, и снова примет в семью. – Маттео горько рассмеялся. – На похоронах Роберто я понял, что это никогда не произойдет.
– Но почему? Я не понимаю, как он может винить тебя? Ты же был совсем ребенком.
В ее глазах стояли слезы. Слезы сочувствия к нему.
– Мой отец оставил непоседливого десятилетнего мальчика присматривать за таким же непоседливым восьмилетним ребенком. Мои родители бросили своих детей одних, чтобы насладиться приятным ланчем с друзьями. Простить меня означало принять ответственность за случившееся на себя. Но для него проще потерять обоих сыновей, чем признать свою вину. Когда он пожелал мне смерти над могилой Роберто, во мне что-то оборвалось. Я понял, что с уходом брата меня больше ничто не держит в этой семье. И решил, что если я ему не сын, то и имя его не буду носить.