Перс. По телефону каторжанин напутствовал бригадника:
— Смотри, Жора, Воры — материя тонкая. Говори уважительно. Если чего — перебивайся. Я приеду — разрулю.
На «стрелке» в ответ на претензии армянина Левы Персик помялся и сказал: «Ну, Воры — материя тонкая…».
Однорукий разверещался так, что слышно было за МКАД ом. Грише пришлось из-за границы позвонить Каленому, и просить вмешаться в ситуацию. Соколнический лидер привез на встречу Савосю.
— Володя, он меня «материей» обозвал, — жаловался однорукий Вору.
Савося Леву Вором не признал, как и «материю» оскорблением. Однорукий убрался восвояси, а Уральский зарекся посылать Персика на встречи с блатными.
Как-то незаметно получилось так, что лидером болотной шпаны стал не дерзкий Шпрот, и не разухабистый Родня, а тихий и не слишком приметный Перс. На эту роль активно претендовал самолюбивый Глыба. Но в этом, без сомнения ярком экземпляре каторжанина отталкивали диктаторские замашки по отношению к зависимым от него людям. Из серии: подай-принеси. Поэтому рецидивист без раздумий поставил старшим Жорика и с готовностью учил его всему, что знал сам. Но на многочисленных «стрелках» девяностых проявилась одна черта Перса, которой научить было не возможно. Его отличала исключительная упертость. В тему он впивался, как бультерьер, и сдвинуть его не представлялось возможным. По началу, оппоненты не воспринимали всерьез этого курносого, белобрысого паренька, но Жора всегда мог поставить наглеца на место. Или это делал Григорий, как в случае с лидером группировки подмосковных борцов.
После долгих рамсов их борцов коммерсант Ковальский признал долг перед бизнесменом Уральского. Но получить признание — не значит получить долг. За шельмецом Ковальским охотилось пол Москвы. На скользкую тему каторжанин поставил Жору. Один парень из этой команды по кличке Панама обитал в районе Речного и часто связывался с Уральским от имени своего старшего. Лидером борцов был огромный парень по кличке Гриша Четвертак. В процессе общения, борцы куда-то «вперлись» по другой ситуации, Панаму приняли на Петры[195] и крепко «встряхнули лампочку»[196]. Отсидев несколько месяцев, он завязал с бандитизмом и подался в кришнаиты. После одной-двух встреч с Жориком Четвертак недовольно заявил Уральскому:
— Чего ты мне своего Персика присылаешь? Давай с тобой общаться.
— Слушай, — срезал его рецидивист — я же с Панамой общался? Не умер?
— С каким еще Панамой? — нахмурился Четвертак (в команде борцов Панаму звали Сигл).
— А это твой товарищ, который сейчас по Москве с бубном бродит, — съязвил Гриша.