— З-здорово!
И кабинет и приемная выглядят нарядными, помолодевшими. Свежие краски дают свежее ощущение — новизна! Молодой Санин по-суздальски бьет рука об руку, стряхивая будто бы многотрудную пыль с ладоней, и говорит:
— Ну, Аглая Андреевна, если и после этого вы не напоите работягу своим чаем, я уж тогда и не знаю. Это будет… как бы вам сказать…
И он делает гримасу стилизованного гнева.
— Напою. Напою… — Аглая Андреевна улыбается. — Но знаете ли, мой чай надо ценить.
— О вашем чае, Аглая Андреевна, легенды ходят!
И сумел-таки — и ведь быстро и как аккуратно запал освободившееся место.
Вика, чуть надувши губы, направляется помыть чашки, так как баба Даша, технический работник, куда-то ушла, — но чуткий Санин, с кресла мигом взметнувшийся, идет следом за Викой поставить чайник и, стало быть, тоже вложить труд. Вика ему на ходу показывает — чайник в бытовке, знай на будущее — и Санин идет за ней, и какими же твердыми шагами перемещается он по бытовке, прихватив сверкающий чайник. Мельком взглянул на свое отражение в зеркале и вот уже подставляет чайник под мощную струю воды.
Вика занервничала: с чашками она возвращается чуть позже и видит эти разлитые на паркете квадраты света, по которым ходит Санин, новый человек, а солнце пьянит и буквально заливает приемную, врываясь меж раздвинутых штор.
За чаем, самоутверждения ради, Вика развивает одну из своих излюбленных тем: нынешние мужчины — ничтожества:
— …Я сужу по своему мужу, а он, поверьте, совсем не хуже других; их всех надо бы за колючую проволоку. Изолировать. И выпускать только в дни спаривания.
В голосе Вики печаль и насмешка одновременно-: ей иногда очень даются, такие минуты.
Теперь Вика втягивает Санина, ей необходимо (она это чувствует) его втянуть:
— Ваше поколение так и живет: ваше поколение все берет с лету. Что ж! У вас крылья, у нас — дети…
Молодой Санин защищается с обаятельной улыбкой:
— Да что вы напали! И ведь не виноват я, что мне двадцать четыре года…
— Зато я виновата, что мне тридцать пять! — ударяет Вика.
— Я не только не виноват, что у меня пока еще нет семьи и детей, — в этом, если хотите, моя печаль. Поколений нет, есть люди, есть человеки — я так считаю, Аглая Андреевна.
— Ах, бросьте вы оба спорить!
— Я не спорю, но она нападает на все поколение, Аглая Андреевна.
— Дурачок! — взвивается Вика, осторожничая и уже держась к бережку ближе. — Да ведь я люблю, тебя, то есть не тебя, а твое поколение. Я люблю и завидую!
Аглая Андреевна смеется:
— Выпьем по последней чашке чая, выкурим по сигарете — и разойдемся. Так?..