— Интересно, как сейчас с билетами на Клайпеду? — спросил он. — Думаю, не очень трудно? — Это был пробный шар: «Отпустят? А вдруг задержат?»
— Не знаю.
Денисов не выдал себя. Хотя вопрос о машине стоял на периферии расследования тайны убийства Косова, Денисов не считал возможным для себя вести разговор
о ней в отсутствие следователя.
— Кажется, отсюда поезд на Клайпеду идет двадцать седьмым…
— Да. Даугавпилс — Радвилишкис… И Клайпеда.
Вайдис успокоился.
— Значит, Косов обвинил в краже сначала Кладовщикову? — продолжал тем временем уточнять Антон. — А потом — невесту Салова!
— Вы бы видели Татьяну! — Ольшонок с шумом, не вставая, переставил под собой табурет. — Разве она возьмет!..
Денисов услышал шаги. В дверях большого коридора показалось плоское малоподвижное лицо технического контролера. Ремизов нашел Денисова среди почтовиков, посмотрел вопросительно.
Денисов кивнул.
Технический контролер на цыпочках, насколько позволяли длинное, костистое тело и негнущаяся спина, прошел к столу, положил перед инспектором бланк, исписанный крупным, похожим на детский почерком. Денисов, в свою очередь, показал на свободный винтовой табурет. Ремизов сел. Сразу словно исчез.
— Аккредитивы, конечно, Косов украл сам! — Ольшонок все еще не мог успокоиться. — Могу дать руку на отсечение. Ему всегда всего было мало. Если бы аккредитивы не нашлись, он обвинил бы в краже меня, потому что перед этим я просил у него взаймы на ремонт! — Соображение это, видимо, играло не последнюю роль. — Меня, Татьяну!..
Сумбурная и, как показалось Денисову вначале, ни на что не рассчитанная речь начальника почтового вагона имела, однако, в чем Денисов быстро убедился, и определенную цель. Беря под защиту невесту Салова, Ольшонок подталкивал помощника к объяснению. По каким-то причинам ему было важно узнать, как и что объяснит Салов.
Ольшонок оказался тоньше, чем он до этого представлялся Денисову.
— Ему бы зажать человека в кулак! — Ольшонок подстегивал Салова. — Любого! Меня, Валеру… Все равно! Смять, подчинить! Из-за этого все и вышло… Так? — Он обернулся к все еще стоявшему в дверях помощнику.
— Но ведь Косов сам попросился с вами в поездку! — возразил Сабодаш. — Зачем? Если он имел что- то против…
Антону показалось, что он догадывается, куда клонит начальник вагона: «Статья сто четвертая! Умышленное убийство, совершенное в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного тяжким оскорблением со стороны потерпевшего… Обстоятельства, смягчающие вину!»
— Этого и я не понимаю, — Ольшонок пожал плечами.