— С килограмм.
— Значит, кто-то приходил!
— Нет! — сказал помощник Ольшонка. — Не то… Когда я подходил к кладовой, икры уже не было. А Косов был жив, я говорил с ним.
— Когда это было? — спросил Ольшонок.
— Перед тем как милиции войти. Минут за десять. Все было в порядке.
— А кладовая?
— Я думал, он заперся изнутри.
Приглядевшись, Денисов заметил еще, что проводница кутается в длинное, не по размеру, пальто, воротник которого упирается в искусно уложенную прическу. А слева под глазом у нее синяк.
Технический контролер отделения перевозки почты на вокзале Ремизов, костистый, с плоским лицом и воловьими крупными глазами, протянул инспектору твердую, как доска, ладонь.
— Неизвестно? Может… спекуляция? Вот она, наша жизнь. Живешь и не ведаешь, что ждет…
В тамбуре было тесно.
— Знали его? — Денисов кивнул на дверь кладовой, за которой работала оперативная группа.
— Косова?! Как же! Все бригады через нас проходят… — Ремизов переступал короткими для его высокого костистого туловища ногами, следил, чтобы случайно ничего не коснуться, не наследить на месте происшествия.
Из маршрутной кладовой слышались голоса, стук отодвигаемых посылочных ящиков. Там осматривали труп и, насколько это представлялось в данный момент возможным, кладовую. Более тщательный осмотр предполагали произвести одновременно с выгрузкой почты.
— …Он первый раз с этой бригадой. Обычно ездил со Стасом. Я и то удивился, когда увидел его у Ольшонка!
— А там что за бригада?
— Пестрая публика… Да вы должны знать! Стас работал в камере хранения ручной клади на вокзале. Бывший футболист! Помните?
С футболистом Денисов действительно был знаком: тот играл за вокзал в товарищеском матче против вокзальной милиции.
— Помню.
— Косов, говорят, решил уйти от них. Сколько можно? Там и выпивки бывали.
— А как характеризовали Косова?
— Опытный работник. Дисциплинированный.
— Он давно здесь?
— Лет десять. — Контролер не знал, что делать с I’ кими, достал тяжелые железнодорожные ключи, повертел, сунул в карман. — Перерыв, правда, у него был. Работал в Москве, в отделении. Ездил начальником почтового вагона. Потом уволился.
— Почему? Известно?
Ремизов вздохнул:
— Какая-то неприятность. — На малоподвижном лице мелькнуло подобие мимики. — Главное: работа трудная! Корреспонденции много, в пути все время сортировка, выдача… Спать мало приходится. Видели, сколько почты в кладовой! Да еще транзит!
— Там, кажется, работы поменьше, — заметил Денисов.
— Это да… Тут вы правы. — Ремизов снова попыталея помочь себе мимикой, глазами, но на лице только возникла гримаса старания. Голубоватые глаза были пусты. — Выдача транзита производится на основных станциях. По списку. Я ведь тоже ездил. Семь лет! — Он, наконец нашел точную мысль. — Эта работа хороша для тех, кто далеко живет. Они неделю ездят — месяц дома сидят!