Ксавье резко пригладил рукой волосы.
– Мы так не договаривались, Николь, – выдохнул он.
Она вздрогнула от леденящего холода в его глазах. Ей стало страшно.
– Полагаю, ты собираешься рожать, – произнес он.
– Конечно да, – выдохнула Николь, испугавшись того, что он подумал, будто она сделает аборт. – Но если ты не хочешь воспитывать ребенка, я найду способ вырастить его одна, – сердито ответила она.
– Кто бы сомневался, – огрызнулся он.
– Что это значит?
– Я не брошу своего ребенка. И его мать.
– Но ты был уверен, что захочешь развестись через год, – заметила Николь, не в силах сдержать обиду в голосе.
Он просто пожал плечами:
– Мы что-нибудь придумаем. Я могу поговорить с Расселом и попросить его внести поправки в контракт, – сказал Ксавье.
Николь сильнее задрожала от его жесткой практичности.
– Ты хочешь, чтобы мы и дальше жили по контракту? – спросила она, потрясенная мыслью об этом. Неужели он будет общаться с ней и ребенком, считая их товаром?
– Разве не этого хочет каждая мать? – холодно сказал он. – Ни у тебя, ни у ребенка не будет проблем с деньгами.
Ее шокировало его бессердечие.
– Нет! Я этого не желаю! Мне нужен мужчина, который меня любит. Который хочет быть со мной из-за меня, а не потому, что он считает себя обязанным воспитывать своего ребенка. – Она обхватила себя руками, продолжая дрожать. – Мы дойдем до того, что начнем презирать друг друга. Наша жизнь станет похожа на ад, и я не позволю моему ребенку вырасти в такой ядовитой среде. Я не могу провести остаток своей жизни с тобой, если ты не любишь меня, Ксавье. Потому что я тебя люблю!
Он не смотрел на нее, а пялился на пол; на его подбородке пульсировала жилка.
– Ты любишь меня? – прошептала она, сердце едва не выскакивало у нее из груди.
Ксавье не ответил сразу, но уже до того, как открыл рот, чтобы говорить, Николь знала, о чем он собирается ей сказать.
– Я сомневаюсь, что смогу снова кого-нибудь полюбить. – Он мрачно посмотрел на нее.
От горя у нее сдавило грудь, Николь стало трудно дышать.
– Если ты не можешь полюбить меня, я больше не останусь здесь с тобой, – чуть слышно произнесла она. – Я постараюсь сделать так, чтобы у моего ребенка была любовь и счастливая жизнь, но я сделаю это без тебя и твоих денег.
Она прошла мимо него, а он протянул руку, чтобы остановить ее:
– Николь, не говори ерунды…
Она пришла в такую ярость, что ей стало жарко.
– Не смей обвинять меня в том, что я говорю ерунду! Мне надоело это слушать. Я знаю, ты считаешь меня наивной идиоткой с денежными проблемами, но я буду счастливее тебя, потому что я позволяю себе любить и отношусь к другим людям с искренним уважением; я считаю их равными себе. Если ты не можешь избавиться от своего прошлого, то ты безнадежен, Ксавье Маккуин. Сколько бы домов и денег у тебя ни было, ты никогда не станешь счастливым, если не научишься отпускать прошлое и снова влюбляться, доверять и делиться своей жизнью с кем-то другим. Со мной, например! – Ее голос дрогнул на последней фразе, но она запретила себе плакать.