Четыре часа спустя он и Эйвери пообедали сэндвичами. Остальное время до посадки Эйвери снова работала и убрала документы в портфель лишь после того, как на табло опять загорелась надпись с просьбой пристегнуть ремни.
Пока Эйвери так старательно игнорировала Джейка, тот размышлял над тем, что скажет матери, чтобы избежать бурной сцены. Эту задачу необходимо было решить в первую очередь.
Самолет приземлился в Париже в одиннадцать вечера. В Нью-Йорке в это время было только пять часов. Сев в лимузин, ожидавший у трапа, Эйвери спросила Джейка, сколько времени займет дорога в гостиницу.
– Сорок минут, – довольно неприветливо ответил он.
«Похоже, Джейк обиделся на меня», – подумала Эйвери.
Он молчал всю дорогу, но так было даже лучше. Эйвери смотрела в окно. В уже наступивших сумерках невозможно было разглядеть что-нибудь, кроме бесконечных полей, которые чуть позже сменились группками домов, а затем городскими предместьями.
Эйвери прежде никогда не бывала в Европе, тем более в Париже, и сейчас с восхищением разглядывала проплывающие мимо в свете уличных фонарей старинные кирпичные и каменные здания. Выстроившиеся в проспекты, они напоминали светских дам, ставших в ряд, чтобы станцевать на балу. Эйфелева башня была ярко освещена, словно маяк. Лунный свет сверкал в водах Сены.
Наконец лимузин остановился перед входом в гостиницу высотой в пять этажей, выстроенную из старинного красного кирпича, с белыми колоннами, белыми ставнями и медными лампами по бокам от вращающейся двери.
Взяв Эйвери под локоть, Джейк провел ее в вестибюль, отделанный в черных, золотых и белых тонах. Портье за регистрационной стойкой приветливо кивнул и на идеальном английском произнес:
– Добрый вечер, мистер Маккаллан. – Он кивнул Эйвери: – Мадемуазель. – Портье протянул Джейку электронную карту-ключ. – Мы оставили за вами ваш любимый номер.
– Благодарю вас. – Джейк положил ключ в карман. – Попросите консьержа позвонить в «Бристоль» и сообщить моей матери, что мы благополучно прилетели.
– Будет сделано.
Радость Эйвери от пребывания в Париже разом погасла, едва она вспомнила, что прилетела сюда для разговора с матерью Джейка. Эйвери обвела глазами роскошный вестибюль, и ей внезапно показалось, что его интерьер чем-то напоминает Морин Маккаллан: необычный, изящный и очень богатый.
Эйвери встревоженно подумала: «Как я собираюсь бороться с этой семьей в суде за своего ребенка, если даже мой отец не смог отстоять свою невиновность при помощи общественного адвоката? Придется нанимать дорогостоящего юриста. Я, конечно, и сама юрист, но не зря говорят, что у человека, который решил сам себя защищать в суде, клиент – дурак. Джейк наверняка явится в суд с целым взводом адвокатов. Как только вернусь в Нью-Йорк, обязательно найму хорошего юриста».