1
Светлана ведет машину. Какое-то время она блуждает по городским улочкам — такое в Америке случается нередко. Все улицы кажутся одинаковыми. Наконец, миновав несколько перекрестков и светофоров, она покидает город. И с облегчением вздыхает. Она одна, и она в движении. Автомобиль везет ее вперед и доставит туда, куда она захочет.
Она оставляет за спиной город Урбану, окраины которого застроены деревянными домами с верандами в окружении садиков без заборов; кроны деревьев уже окрашены желтым.
Светлана приняла приглашение приехать на семинар о России в Иллинойсском университете в Урбане-Шампейне. Участники семинара опять спрашивали ее об отце, но не были слишком настойчивы. Его время прошло. Приехала же она сюда, в основном, потому, что захотела спустя много лет повидать своих добрых друзей — русских, поляков, американцев. А еще — чтобы оглядеться вокруг и решить, как жить дальше. Домик в висконсинских лесах она продала, хотя там ее окружал покой. Покой — одна из разновидностей счастья, повторяла она про себя. В один чемодан Светлана уложила самые любимые книги, во второй — немного вещей; продала дом, отдала ключи новым владельцам и уехала из висконсинских лесов искать счастья в других местах. Она колесила по стране, с которой давно уже примирилась и которая стала для нее второй родиной. В Европу она больше не хотела, эта глава закончена. В Портленд, штат Орегон, где живет ее Оля (теперь Крис), ей нельзя: дочь навещает ее, но жить предпочитает одна, чтобы ни от кого не зависеть. И Светлана отлично ее понимает, допуская, впрочем, что дочь уехала так далеко как раз из-за навязчивой материнской опеки: ведь прежде Светлана не соглашалась отпускать ее от себя ни на шаг.
2
На шоссе, в поезде, в самолете ей хорошо. Там никто не может ее достать, никто не расспрашивает об отце, об эмиграции, о побеге и изгнании. Она неторопливо едет по равнине; нигде ни холмика, вокруг сплошные кукурузные поля, трава, на горизонте — редкие домики, фермы, тракторы, деревья.
Всю жизнь она бежала от отца… нет, не столько от него, сколько от расспросов о нем. Ей не хочется больше об этом думать. Журналисты, репортеры, телевидение, радио: вот от чего она бежит. Вот почему поселилась в лесу, подальше от цивилизации. Там она была просто женщиной, американкой Ланой Питерс, доживающей век в покое и одиночестве, без назойливых вопросов и просьб об интервью.
— Чудовище, — сказала она вчера в университете, когда ее спросили про отца. — Духовное и нравственное чудовище, — повторила она.