Светлана говорила это в своей жизни в самых разных вариациях сотни, тысячи раз. Теперь она шепчет себе: «Воробушек». И еще: «Моя маленькая принцесса». Он подхватывал ее одной рукой, а другой ерошил ей волосы, гладил по лицу. При виде роз она всегда вспоминает, как отец носил ее на руках… Надо опять отыскать уединенное место, где никто бы не знал, кто такая Лана Питерс. Ей становится плохо от того, как она о нем отзывалась, хотя она и знает, что сказать это было необходимо, потому что это правда. Она никогда не простит ему три вещи: Каплера, запрет изучать в университете литературу и арест близких. В Урбане ее спрашивали и о матери. Она всегда ощущала к ней жалость, сочувствие. А вчера сказала — и удивилась собственной мысли, — что сердита на мать, совершившую самоубийство и бросившую детей одних. Но теперь Светлана спрашивает себя, а не сделала ли она то же самое, когда не вернулась в Москву к детям и эмигрировала в США?
«Спокойно!» — приказывает она себе по-английски. Машина едет через городок Рантул. Невысокие кирпичные дома, разноцветные оконные рамы. Рантул, Иллинойс. Кто станет искать ее в таком месте? Она припарковалась на площади, возле кафе «Tea Cup Café» и заказала кофе и булочку. Взглянула в окно: вон почта, люди заходят туда с посылками, вон цветочный магазин, вон парикмахерская… Городок точно застрял в двадцатых годах. Именно это Светлане и нужно, городок или деревня в самой глуши.
Она расплачивается по счету.
— Хорошего дня, Лана! — говорит ей официантка.
— Откуда вы меня знаете? — удивленно и испуганно спрашивает Светлана.
— Вы Лана Питерс! — выпаливает официантка и, радуясь, что к ним заехала такая знаменитость, показывает ей газетный разворот. Там большая фотография Светланы и маленькая — ее отца. Светлана печально смотрит на фото, прощается с сияющей официанткой и садится в машину. Ну нет, ни за что! Ведь отсюда рукой подать до университета в Урбане-Шампейне, значит, желающие легко нападут на ее след. Итак, едем дальше!
Она небрежно ведет машину, поглядывая на окрестные кукурузные поля; небо высокое, горизонт на равнине всегда кажется очень далеким, и мир представляется Светлане бесконечным. Она не может больше одна жить в лесу, в ее возрасте это уже небезопасно. Хотя в лесу ей хорошо. Перед ней надпись: «Государственный парк Кикапу» — и стрелка направо. Она быстро сворачивает. Бродит под высокими кленами, которые уже оделись в пурпур, огибает озера.
Светлана гладит кору гигантских стволов и думает о том, что к ней приближается на цыпочках настоящая старость, такая, когда человек уже не может полагаться только на себя; Светлана слышит ее дыхание, ждет ее стука в дверь.