— Перевожу, но дома.
— Почему дома? Что вы имеете против коллектива?
— У меня есть семья, и она во мне нуждается.
— Так вы ушли с работы?
— Да, я болела, а по дому помочь некому. Я занимаюсь своими детьми, работаю дома, перевожу книги.
— Это вы могли позволять себе при Хрущеве, он терпимо относился к таким вещам, — сказал Косыгин с явным пренебрежением, — а мы этого терпеть не собираемся. Давайте-ка, включайтесь опять в жизнь коллектива, как все трудящиеся. Или на работе у вас были сложности?
Она поняла: этому аппаратчику объяснять что-либо бессмысленно. Чтобы преодолеть отвращение, Светлана попыталась пробудить в себе жалость к собеседнику: коллеги из политбюро не позволили Косыгину провести широкомасштабные реформы по либерализации сельского хозяйства, а ведь именно на этом он намеревался строить свою политическую карьеру. Неудивительно, что он так озлоблен. А еще и у него, и у остальных двоих в этой тройке жены — глупые и толстые деревенские тетки!.. И Светлана ответила спокойно:
— Нет, на работе сложностей не было, все относились ко мне по-доброму. Но больше я туда не хожу. Дома у меня хватает дел, да и мой муж очень болен.
На словах «мой муж» премьера словно током ударило:
— Что за чушь?! Вы молодая здоровая женщина, спортсменка! Вы что же, не могли найти себе кого-нибудь из наших, тоже молодого и здорового? Зачем вам этот старый индус, который все время болеет?
Светлана поняла, что о ней тут все известно. Значит, следят за каждым ее шагом. Косыгин между тем, не дав ей возможности ответить, продолжил тоном, не терпящим возражений:
— Мы тут, в Кремле, решительно, твердо и принципиально выступаем против ваших отношений.
Светлану так ошеломили слова Косыгина, что она не сразу нашлась с ответом. Она окинула взглядом кабинет, где раньше работал ее отец, словно ища помощи у этих стен. Тщетно. За окном виднелось желтое с белым здание Арсенала, на которое она смотрела в детстве из своей комнаты. Однако теперь Арсенал будто угрожающе нависал над нею.
— Что вы имеете в виду, что значит — против? Я точно знаю, что мои планы не встретили никаких возражений. — (Господи, это ведь было еще при Хрущеве, а сейчас совсем другая официальная линия! Ну и влипла же я!) Голос Светланы звучал твердо, она уверенно смотрела в глаза Косыгину: — Этот больной человек приехал в Москву ради меня. Что же мне теперь, выгнать его?
— Я этого не сказал, это было бы бестактно. — Косыгин отвел взгляд. — Но мы решительно не советуем вам выходить за него замуж. И не просто не советуем, а запрещаем. У него появилось бы право уехать с вами в Индию, страну бедную и отсталую. Я говорю так, потому что знаю Индию, бывал там…