Всё.
Ну и чему тут восторгаться? Тускло, безысходно и уныло.
Тоска – хоть волком вой.
Не, будь моя воля, я бы этот шедевр и близко бы к себе не разместил. Зачем мне депресняк лишний? Спорить, конечно не буду – образы и настрой Гахен передал отлично, но вот смотреть на такое… Бррр… Не. Нафиг.
– Это не копии, – недовольно и оскорблённо качаю головой, со вздохом сожаления разливая ещё по порции: – Вы разве не видите? Оригиналы. Спас я их. От огня.
– Оригиналы?! – Одним махом закинув алкоголь в рот и, при этом даже не поморщившись, дед срывается с места устремляясь к «Корням».
Заглатываю свою порцию и вертя в руках пустую рюмку наблюдаю за ним.
Угу… Пусть смотрит, для этого его сюда и зазвал.
– Ориги…налы?! – Повернувшись ко мне он недоверчиво хлопает глазами, разевая рот. Угу. Его можно понять – со всех экранов несётся плач об утерянных шедеврах, а вот они, висят себе на стеночке, зажатые меж двух стеклянных пластин.
Наполняю рюмки и подхожу к нему, всовывая деду его порцию в руку.
– Да. Во время войны на них наткнулся. Где – не спрашивайте, не помню. Амнезия, – выпиваю свою и он, глядя на меня заворожённым взглядом, послушно вливает в себя очередную порцию зелёного огня.
Уххх… А вот сейчас да… хорошо-то как пошло! По телу разливается огонь, но он не жжёт, скорее ласкает меня приятным теплом.
– Да, – задумчиво вертя в руках рюмку, продолжаю: – Мы жаб гоняли. И вот, заскакиваю в какие-то здание, помню, что большое и светлое было, а там, на стене они. Картины, то есть. А жабы напирают! Я туда и заскочил – с линии огня уйти. Ну, руку мэтра не узнать невозможно – я в художку поступать хотел, а тут – война.
Вздыхаю, сожалея о несбывшихся мечтах, кошусь на бутылку, но, словно пересилив себя, продолжаю.
– Из рам я их вытащил и под броню. Ну а дальше шарахнули по зданию этому из чего-то тяжёлого – меня по шлему и приложило. В медцентре только очнулся. На койке. А картины – рядом. В роте знали, что я на художника учился, подумали, что моё это, не выкинули. Как полотна уцелели, – с грустью провожу по стеклу, словно желая прикоснуться к разлохмаченному краю холста: – Не знаю. Броню разворотило конкретно. Под списание.
– А потом?
– А потом – списали. Травма головы и прогрессирующая амнезия. Начал всё забывать. Вот тут помню, – показываю на картины: – А тут уже нет, – щёлкаю себя по лбу: – Память как кусками. Что воевал, в роте был – да. А как друзей звали, кто командиром и где мы жаб лопали – нет.
– М-да…
– По военной страховке корабль купил. Оказывается, я и летать умею. Ну и начал помаленьку извозом заниматься. Но всегда, на всех кораблях, их вешал, – киваю на полотна: – Уж очень я Випля нашего, ван Гахена, люблю.