Сетчатое сиденье мягко толкает меня и звёзды, неподвижно рассматривавшие суетившегося за стеклом человечка, покидают свои насиженные места.
Улыбаюсь против своей воли и не имея ни сил, ни желания согнать с лица довольное выражение.
Получилось же!
Сдвинулся он с места!
Медленно двигаю ручку тяги вперёд, наслаждаясь растущим пением движков.
Оно не громкое, обычный человек перестанет обращать внимания через пять минут, но для пилота этот шум слаще шёпота любимой женщины, роднее слов матери.
Чуть качаю джоем и в пение двигателей вплетаются новые голоса.
Маневровые, или как их здесь называют – рули, тонким фальцетом, хором из нескольких голосов, ведут свою арию и крейсер, подчиняясь их настойчивым просьбам, начинает плавный доворот, укладывая белую линию своего движения на зелёную стрелу курса.
Совпали!
Убрав руки от рычагов вытираю выступивший на лбу пот.
Всё.
Над слившимися в одну линиями вспыхивает жёлтым сообщение:
– Корабль к переходу готов.
Касаюсь надписи.
– Ожидайте команды Капитана.
Твою мать!
Выбираюсь из пилотского кресла и, поднявшись по ступенькам, усаживаюсь в капитанское.
Чёрт! Буду так бегать – ноги по самые, кхм, ну, по то самое, сотру.
Да. Тут экипаж нужен, один я с эдакой махиной не совладаю – тут и с курением и прочим завязывать придётся, здоровья, иначе, не хватит.
И хорошо, что мне только один прыжок, то есть, переход, если по-местному, сделать надо. А пришлось бы на другой край пузыря гнать?!
Отогнав грустные мысли, приглядываюсь к экрану.
Ну да, точно.
Почти посреди, перекрывая собой обе карты, светится надпись:
– Корабль к переходу готов.
И, ниже, два шарика.
Зелёный – разрешить переход и белый – отмена.
Касаюсь, конечно, зелёного и, облегчив душу ругательством, пускаюсь в обратный путь. Угу. В кресло пилота.
Здесь ничего не изменилось, но стоит мне положить руки на рычаги, как рядом с тягой, прямо под моим большим пальцем, возникает зелёная сфера с большой, во весь шарик, буквой "П".
Чтобы понять, что это, особым мудрецом быть не надо. Касаюсь проекции и едва не подскакиваю на месте – в мои уши врезается неприятно-гнусавый звук корабельных ревунов.
Вскрик, ещё один и длинный, секунды в три, рёв.
– Ну да, – ворчу я, морщась от этих звуков: – Милитаристы хреновы! Всё бы им традиции соблюдать! Вот что мешало приятный женский голос… – успеваю довести свою мысль до плана отключить нахрен эти ревуны, но на этом и всё – прямо перед носом появляется провал абсолютного мрака. Он растёт, разбрасывая во все стороны толстые, свитые из молний щупальца и мы, пройдя через их переплетение, погружаемся в черноту.