Когда мы добрались до дома, солнце стояло еще высоко, но мне казалось, что день прошел, а то и не один. Храмы, Поляны Белых Цветов, хохочущие придурки, жаждущая крови толпа, моя собственная жениться… Мне не хватало браслетов на руке, ведь я носил их, не снимая, уже много лет.
– А почему браслетов два? – спросил меня Тенах, явно желая отвлечь Ахатани от мрачных мыслей. – Ведь после того, как ты даешь женщине венчальный браслет, вы уже женаты, разве не так?
– Не совсем. Ты действительно ничего об этом не помнишь?
– Откуда? Я ведь с детства был посвящен, не забывай.
– Забудешь тут. Нет, одного венчального браслета мало. Он просто подтверждает, что я обязуюсь жениться и не откажусь от своих слов. И если у женщины с моим браслетом родится ребенок, он мой, законный, нравится мне это или нет. Если, например, я своей подружке на свиданке его надел, а потом жениться раздумал. Или если она не хочет. Пока выкуп не заплачен, у нее есть право выбора. Она может отвергнуть меня и выйти замуж на тех же основаниях, что и вдова. Но я все равно обязан ее защищать и оберегать наравне с ее мужем. А вот выкупной браслет завершает дело, это уже заключение брака.
– Разумный обычай, – заключил Тенах, – весьма. Разумнее теперешних.
Какие теперь заведены обычаи, я не спрашивал, а Тенах не стал их описывать.
– Пожалуй, надо его восстановить, – размышлял вслух Тенах, – или ввести что-нибудь похожее. Меньше будет обманутых девушек.
Интересно. Во времена моей юности в наших краях и слов-то таких не было – «обманутая девушка», и как раз благодаря обычаю дарить венчальный браслет.
– Кстати, Наемник. Можешь отказаться, но я бы хотел обвенчать тебя по теперешнему обряду. Чтоб никто ни к чему не мог придраться.
– Мудрое решение, Тенах. Вот завтра и обвенчаешь. Сегодня мне не до этого.
И тут я впервые услышал голос своей жены.
– Как тут хорошо, – тихо сказала она, глядя на мой дом и сад.
У меня дух захватило. Ее голос не принадлежал той, оскверненной земле, где уничтожают бессловесные цветы, и родная мать отдает на расправу толпе свою дочь, лишь бы потешить злобу. Он принадлежал моей земле, где жужжание пчел позолотило тишину, моим лугам и полям, моему саду и дому.
– Тебе и будет здесь хорошо, – сдавленно отозвался я.
– Я знаю, – ответила она. – Ты добрый.
– Впервые слышу, – ухмыльнулся я.
Тенах тоже сдержано фыркнул.
– Там, в пристройке, – я указал рукой, – можно помыться с дороги. Я сейчас затоплю. Вот только переодеть тебя не во что. В моей одежде ты просто утонешь, но ведь не оставлять на тебе этот кошмар.