Просто беда с этими взрослыми! У Луизы Ивановны была голубая персидская шаль, которую она надевала лишь по праздникам. Шушка давно поглядывал на нее – таким должен быть плащ Керубино. Он попросил шаль у матери, но Луиза Ивановна только плечами пожала в негодовании. И все же однажды вечером, когда мать уехала с сенатором в театр, Шушка пробрался в комнату и, замирая от страха, вытащил заветную шаль из комода. Лихо перекинув ее через плечо, он осторожно спустился в залу.
Как приятно ощущать на плечах прохладные шелковые складки, чувствовать, что длинный шлейф тянется по ступенькам, шуршит, задевая за перила.
Шушка пробежал по зале – шаль, как огромное голубое крыло, летела за ним. Он схватил каминные щипцы – чем не меч? Щипцы оказались тяжелыми, и Шушка с трудом держал их. Но настоящий меч должен быть тяжелым! Размахивая щипцами, он еще раз пробежал по зале. Бегать со щипцами в руках было значительно труднее. Он выдвинул на середину залы стул и сел на него верхом, воображая, что скачет на коне.
Граф выслал Керубино в Болонью, но Керубино не поедет, он обманет графа, он не может покинуть графиню.
«В конце концов потребность сказать кому-нибудь „я вас люблю“ сделалась у меня такой властной, что я произношу эти слова один на один с самим собой, когда бегаю в парке, обращаюсь с ними к деревьям, к облакам, к ветру, и эти мои восклицания ветер вместе с облаками уносит вдаль…»
Шушка шептал наизусть слова Керубино и чувствовал, как сердце его переполняется любовью и к воображаемым деревьям, и к облакам, плывущим за окнами в вечернем небе, и к ветру, и ко всем людям на земле… Я вас люблю!
А может, он не Керубино, а Дон-Кихот? За ним погоня!
Он не трус! Он храбро встретит своих преследователей. Шушка натягивает полотняный чехол на стуле – стой, конь, стой! Я ранен, но я буду биться до последней капли крови!
И конь, его верный друг, послушно останавливается. Шушка резко поворачивается, взмахивает мечом, чтобы сразить врага, еще, еще раз, и вдруг – о ужас! – огромная китайская ваза со стуком и звоном, покачнувшись, падает с круглого столика.
Множество мелких осколков устилает пол.
Мало того, что он ослушался матери и взял без спросу шаль, он еще разбил дорогую вазу! Что делать?
Шушка кинулся в людскую. Там было тихо. Василий сидел за столом и, держа на трех пальцах блюдечко с горячим чаем, сосредоточенно дул на него, со свистом втягивая крепкий душистый чай и с хрустом откусывая сахар.
– Василий, помоги, беда! – задыхаясь от бега и волнения, прошептал Шушка.
Василий взглянул на потное и красное лицо барчонка, на голубую атласную шаль, завязанную узлом под подбородком, и весело фыркнул.