Воробьевы горы (Либединская) - страница 44

– Ну и учудил! Ты словно что царевич из сказки. Или тоже в заморские края собрался?.. – И он звонко расхохотался. Но, увидев на лице мальчика удивление и обиду, Василий посерьезнел и спросил участливо: – Чего сотворил?

– Пойдем в залу, Василий… – попросил Шушка.

Василий медленно поставил блюдечко на стол, перевернул пустую чашку и положил на дно огрызок сахара. Потом перекрестился, встал и пошел вслед за Шушкой.

– Да ты тряпку-то с шеи сними, не ровен час, запутаешься, упадешь, ноги поломаешь…

Увидев разбитую вазу, Василий только закряхтел и почесал в затылке.

– Н-да, дер герр увидит, воркотни не оберешься, – сказал он не очень почтительно. – Ну, ничего, вон там, в углу, глянь-ка, за музыкой, еще одна такая стоит, мы ее сейчас сюда, на вид выволокем, а эту сметем, мигом!

Он принес веник, совок и быстро смел осколки. Шушка со страхом и благодарностью наблюдал, как Василий лез под рояль и осторожно выкатывал оттуда китайскую вазу. Он водрузил ее на место разбитой.

– Видишь, как ладно получилось. Батюшка твой сюда редко ходит, а придет, не заметит. А барыня хватится – не беда!

– Спасибо тебе, Василий, – негромко и раздельно сказал Шушка.

Василий улыбнулся и махнул рукой.

– Не на чем, барин, дело такое, может, и ты за нас когда постоишь…

Глава десятая

РАЗДЕЛ

Все на свете имеет конец, – миновало и это знойное тягучее лето. Налетел ветер, нагнал груды тяжелых серых облаков, они толкали друг друга, громоздились и наконец пролились обильным крупным дождем. Потом дождь стал затихать, но совсем не переставал, а все сеял и сеял. Холодно, сыро, серо. Пожелтели и свернулись листья, ветер нес их по улицам и переулкам.

Лев Алексеевич несколько раз ездил к старшему брату, чтобы договориться о встрече для раздела, но каждый раз возвращался ни с чем: то братец болеть изволил, то просто находился в дурном расположении духа. Лев Алексеевич приезжал домой мрачный и раздраженный.

– Ну и норовистые мы, Яковлевы! – в сердцах повторял он.

Иван Алексеевич молча посмеивался.

Наконец однажды, уже в середине зимы, сенатор вернулся возбужденный и, весело потирая руки, сказал:

– Согласился. На той неделе пожалуют!

Иван Алексеевич исподлобья взглянул на брата, который своей танцующей походкой ходил из угла в угол гостиной.

– Уломали? – спросил он насмешливо.

– Уломал, уломал… – торжествующе ответил Лев Алексеевич. Он гордился тем, что так ловко выполнил возложенную на него миссию. «Теперь только бы Иван не испортил дела… – с тревогой думал он. – Этот тоже с норовом…»

Слух о том, что Александр Алексеевич соизволят пожаловать и речь будут вести о разделе, прошел по дому. Среди дворовых началось волнение.