«Почему они так волнуются? – думал Саша, поднимаясь по лестнице. – А разве совсем без царя нельзя?»
Француз Бушо, который ходит учить Сашу, рассказывал ему, как во время французской революции, когда решался вопрос о казни Людовика XVI, один из членов Конвента сказал: «Король может принести пользу только своею смертью».
Людовика казнили, а русский царь умер сам, казалось бы, настало время свободы. Саша хорошо помнил слова Жан-Бон-Сент-Андре, деятеля французского Конвента: «Народ не может быть свободен, пока жив тиран!»
На пороге залы Саша столкнулся со Львом Алексеевичем.
Распространяя приторный запах духов и морозную свежесть, сенатор подошел к ручке Луизы Ивановны и, раздвинув полы сюртука, уселся на стул.
– Наш-то Милорадович каков герой оказался! – проговорил он, обращаясь к брату, и обвел всех торжествующим взглядом: не было для него большего удовольствия, как сообщить необыкновенную новость!
Иван Алексеевич оживился и с любопытством поглядел на сенатора.
– Вскрыли завещание. Покойный император и вправду назначает наследником Николая Павловича… Но, ты знаешь, Николая не любят, особенно среди военных. Он хотел заявить свои права и обратился за поддержкой к генерал-губернатору Петербурга, то есть к нашему Михайле Андреевичу. И что бы ты думал? – Лев Алексеевич бросил на стул туго накрахмаленную салфетку. Глазки Ивана Алексеевича поблескивали лукаво и насмешливо, он предвкушал услышать нечто интересное. – Отказался!
– Отказался? – воскликнула Луиза Ивановна, рука ее дрогнула, и струя из самовара побежала не в чашку, а на поднос. – Как же он решился?
– А вот так и решился. – Лев Алексеевич улыбнулся невестке. – Сами, говорит, ваше высочество, изволите знать, вас не любят!
– Так и сказал?! – Луиза Ивановна даже руками всплеснула.
Вода, булькая, продолжала бежать из крана, и Луиза Ивановна ловким движением закрыла его.
– Именно так.
– Недаром слыли мы вольнодумцами еще при матушке Екатерине, – негромко пробурчал Иван Алексеевич, и Саша с удивлением взглянул на отца: непривычная добрая гордость вдруг прозвучала в его голосе. – А еще говорят, что вольнодумство воспитало в нас сухую мысль, отчужденную от окружающей жизни.
– Но, дорогой братец, нельзя не согласиться, что идеи остались бесплодными в головах вольнодумцев и не обнаружили себя ни в стремлениях, ни даже в нравах… – возразил Лев Алексеевич, критическим взглядом окинув брата, его стеганый халат и шапочку с лиловой кистью.
Иван Алексеевич нахмурился, хотел что-то сказать, но лишь недовольно помотал головой и спорить не стал.