Воробьевы горы (Либединская) - страница 92
Вокруг собора на коленях стоят гвардейские офицеры, кланяются, крестятся – тоже благодарят.
– Я ненавижу тебя, – шепчет Саша. – Убийца!
Из дверей Успенского собора появляется московская знать: мужчины в орденах и лентах, дамы в длинных платьях, старухи в высоких чепцах с кружевами. Мелькнула полная и грациозная фигура сенатора, исчезла, а вон князь Феодор Степанович…
Дон-дан, бом, бим, дан-дон…
Ликуют колокола, радуются расправе над пятью лучшими сынами твоими, Россия!
С набережной раздались пушечные залпы – царь торжествует победу над мятежниками.
Толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Она поволокла за собой Сашу, но он упирался локтями, сжимая кулаки, и продолжал шептать воспаленными, сухими губами: «Я не пойду с вами! Я не хочу! Я ненавижу твой трон, твои пушки, я презираю кровавые ваши молитвы!..»
А толпа волокла его за собой все дальше и дальше.
«Я буду бороться, всегда, вечно, до самой смерти! И Ник тоже, мы вместе… Ник, где ты?!»
Да кончится ли когда-нибудь это лето?
2
И лето кончилось. Приближался октябрь. Сегодня Ник должен вернуться в город.
Наконец-то!
Саша с утра не находил себе места. Он мысленно беседовал с другом, представляя, как они будут сидеть в тихой комнате до позднего вечера, пока не загорится в окне заветная звезда. Снова рядом, и никто им на свете больше не нужен.
Как медленно ползет часовая стрелка!
За обедом Иван Алексеевич сказал, что хочет сегодня прокатиться на Воробьевы горы.
– Последние золотые деньки… – медленно проговорил он.
Саша покраснел от досады, но промолчал. Он с надеждой поглядывал на небо: вдруг соберутся тучи, пойдет дождь и поездка не состоится? Но небо было безоблачно-ясно, день уходил хрустальный, лучезарный.
А Ника все не было.
Обнявшись, подошли они к самому краю лесистого, обрыва, взглянули вниз и замерли. Какая красота!
Уже подали коляску, и кони, пританцовывая, перебирали ногами, готовые тронуться в путь. Саша стоял на тротуаре, поджидая отца. Вдруг позади него, совсем близко раздался картавый голос Зонненберга. Саша резко повернулся и едва не столкнулся с Ником. Крепко схватившись за руки, мальчики молчали от неожиданности и счастья.
– Ты… Вы… – перебивая друг друга, твердили они. Глаза блестели, дыханье прерывалось.
– А, на городское житье перебрались, – появляясь на крыльце, сказал Иван Алексеевич. – В добрый час, в добрый час, давно пора!
Карл Иванович учтиво раскланивался.
– Сразу-то к городскому воздуху привыкнуть трудно, – с удовольствием принимая подобострастные поклоны Зонненберга, продолжал Иван Алексеевич. – Вот и пожалуйте с нами на прогулку. За зиму-то в комнатах насидимся…