Ну что ж, он попробует.
Пушкин вскочил на длинный стол, что стоял у окна, растянулся на нём, взял перо и бумагу…
Беги, сокройся от очей,
Цитеры слабая царица!
Где ты, где ты, гроза царей,
Свободы гордая певица?
Приди, сорви с меня венок.
Разбей изнеженную лиру…
Хочу воспеть свободу миру,
На тронах поразить порок.
Строки рождались как бы сами собой. Очевидно, они уже жили где-то в глубине его сознания и теперь лишь вырвались наружу. Это были уже не элегические вздохи. Гнев и возмущение водили его пером. Чем он дольше писал, тем сильнее воодушевлялся. Им овладел тот знакомый душевный подъём, та наивысшая сосредоточенность, которая и есть вдохновение. Он писал, писал…
Увы! куда ни брошу взор —
Везде бичи, везде железы,
Законов гибельный позор,
Неволи немощные слезы;
Везде неправедная власть
В сгущённой мгле предрассуждений
Воссела — рабства грозный гений
И славы роковая страсть.
За каждой из этих строк стояла жизнь. Действительная жизнь Российской империи. Пушкин видел безжалостные лица господ, тиранящих своих крепостных, жадные руки властей, тянущиеся за взятками, и всюду — сверху донизу — всеобщее попрание законов.
Россия задыхалась в «сгущённой мгле предрассуждений», то есть предрассудков и религиозных суеверий.
Эта «сгущённая мгла» проникала и сюда, в квартиру братьев Тургеневых.
Бывая здесь, Пушкин постоянно слышал заунывное церковное пение, доносившееся со двора. Дом, где жили Тургеневы, принадлежал любимцу царя министру духовных дел и народного просвещения князю Голицыну. Александр Иванович, служа под начальством Голицына, получил в этом доме квартиру.
Странное министерство, которое возглавлял Голицын, Карамзин метко назвал «министерством народного затмения».
«Затмевать» князь Голицын умел. «У князя Александра Николаевича, — рассказывал о нём Ф. Ф. Вигель, — была одна из тех камергерских пустопорожних голов, которые император Александр, наперекор природе и воспитанию, хотел непременно удобрить, вспахать, засеять деловыми государственными идеями. Это лужочки, которые весьма удобно покрываются цветами; но на неблагодарной почве их посади семена полезных овощей, и они почти всегда прорастут дурманом».
Александр I был не так наивен, как казалось Вигелю. Он прекрасно знал Голицына и знал, что тот, начальствуя одновременно над учёными и попами, заставит учёных подчиняться попам.
Министр просвещения был помешан на религии. В своём доме на Фонтанке он устроил настоящую церковь, богато украшенную и мрачную, где всё имело особый таинственный смысл. Отсюда и доносилось в квартиру Тургеневых церковное песнопение.