– Граниту по случаю досталась одна наша вещь, которую мы хотели бы вернуть. И очень. Поэтому так встретили.
В отдалении раздался приближающийся звук автомобильного двигателя, который не вызывал у моих «своих» никакой обеспокоенности. Вот он мазнул по нам светом фар. Интересный автомобиль. Двухместный бронированный джип на огромных колесах, расположенных очень близко друг к другу. Отчего он смотрелся как детская игрушка. Но боевой модуль, на котором был установлен КОРД, спаренный с ПКТ, а также два пусковых контейнера, говорили четко – эти ребятишки прикурить могут дать по-взрослому. С водительской стороны выбрался длинный, болезненно худой мужчина, одетый и вооруженный с остальной компанией единообразно. На голове шпска. Когда он приблизился – стало понятно, редкая птица залетела – альбинос. Тот не обращая на меня внимания, с места в карьер начал докладываться главному:
– Гранита завалил Кварц, все, как с ним условились. Он, – тот кивнул на меня со злостью, – Нашего кваза грохнул, ресевский кинжал никто не учел, тот разгрузку в зубы и по газам. Тело обыскали, и даже погрузили, машину вот их взяли. Но ничего пока поверхностный осмотр не дал. Тим и Докер сейчас у границы кластера, замерят все по плану. Хорошо вы успели Люгера тормознуть…
– Кварц сделал свое дело, пусть и ценой жизни, – довольно спокойно ответил Дрек.
– Тут ничего нет! – чуть повысив голос, сказал Джек, закончивший, по всей видимости, разбирать мои, повторюсь Мои трофеи.
Главный задумался, как-то рассеянно и недоуменно посмотрел по сторонам. В это время беломордый разродился матом. Матом забористым, заливистым, многоэтажным, красочным, пестрящим эпитетами. Минуты три не останавливался. Затем сжал и разжал кулаки и проорал в сторону, несколько раз, во всю глотку.
– Ааааа! Ааа!
Командир оставался спокойным, а альбиноса несло. Столько эмоций… Это что за истерики? Неужели на спеке? Уж я-то знаю…
Тот сделал судорожный глоток воздуха, как рыба, выброшенная на берег, еще и еще.
– Валька… Все зря…, – сдавленно произнес, опустил голову, сдергивая правой рукой вязанную шапку, в которую и уткнулся лицом, смяв ее в кулаке. Повернулся, мазнул по мне взглядом, а в глазах плескалась ненависть. Злоба лютая, так доберман смотрит на того, кто его бьет, а он в наморднике и на цепи. Но зарубку на память делает глубокую, продольную, которая, дай волю, станет крестиком.
– Грек, он не причем…, – сказал тихо и очень твердо Дрек, положил руку тому на плечо, сжал.
– Знаю, – тот покивал, так и не отводя, от меня взгляд, – Знаю… Так бы убил… сразу, сходу. Вот если бы хоть насколько был причем!