На лице Сомерса отобразилось удивление. Видимо, и он не ожидал такого поворота событий, но всего через мгновение выражение его лица изменилась. Он явно перебирал в уме один из тысяч вариантов своих сладких речей, ублажающих слух.
— Какого хрена ты творишь? — я не выдержал, резко выдвинулся вперёд, приближаясь к Императору. — Эта девчонка принадлежит мне, и точка.
— А вот это уже предстоит решать ей самой. Такова моя воля.
Сомерс улыбнулся и раскрыл свой поганый рот, исторгая из него восторженные, пафосные речи, бывшие на вкус, как протухшее мясо. Он воспевал оды красоте девушки, превознося её до небес, обещая золотые горы и светлое будущее.
— Ты сможешь сама выбирать. Ты же виделась с Рейяной. Ты можешь вознестись так же высоко, как она, или даже выше. По прибытию на место назначения ты будешь баснословно богата и сможешь жить в хорошем квартале, а не в убогом рабочем городке…
Надо было заткнуть его, перебить высокопарную чушь, что он нёс, но я молчал, лишь в упор разглядывая Тайру и следя за её лицом, принявшим сейчас непроницаемое выражение. Именно в тот самый момент, когда мне ясно хотелось видеть и читать каждую эмоцию, Тайре удалось совладать с собой, спрятавшись за маской безразличия.
Ясно было только то неприязненное выражение, с которым она смотрела на Сомерса. Но вдруг ей неприятен лишь он сам, а его предложения, одного другого заманчивее, заставляют её задуматься? Сомерс обещал очень многое…
— Вспомни, что Палач сотворил с тобой, — вкрадчиво произнёс Сомерс, давя на больное место, — я гарантирую, что подобного больше не случится с тобой.
— А что вы сотворили? — внезапно послышался голос Тайры. — Подлатали куклу и восстановили отнятое насильно лишь для того, чтобы подарить возможность кому-то другому ещё раз сделать это.
Я моментально понял всё и подскочил к Сомерсу, отрывая его тело от земли одной рукой.
— Что ты сделал, ублюдок?
— Пёс! — нетерпеливо прикрикнул Император, сурово глядя на меня. — Оставь его в покое.
И снова, в миллионный раз я почувствовал, будто поводок, удерживающий меня, натянулся до предела, а металл ошейника больно врезался в кожу. Я бился на коротком поводке, контроль над которым был не в моих руках, и сейчас больше, чем когда-либо мне хотелось вцепиться в глотку самодовольному Императору, наплевав на то, что это будет последнее, что я успею сделать в этой жизни.
Но было ещё одно. Та, из-за которой заварилась эта каша. Та, что безмолвно наблюдала за мной. Я оттолкнул Архитектора от себя, он, не удержавшись на ногах, упал на диван, а хотелось бы, чтобы влетел в какой-нибудь острый угол, раскроив свой череп. Я отошёл назад, свирепо глядя на сутенёра.