Пусть проваливает на все четыре стороны со своим богатеньким хахалем. У него золота столько, что он может подтиратьсясвоим золотишком. Пусть наймёт для своей любовницы другого охотника, лучшего из лучших, а меня оставит в покое. Я разговариваю сам с собой, измеряя шагами тесное пространство охотничьего домика. Аманды и след простыл давным-давно, а меня всё ещё не отпускает приступ злости. И ревности. Наверное, стоит признаться. Да. Ещё не обладая ею, я уже хочу разорвать на мелкие кусочки всех прочих мужчин. Тем более её любовника. Никчёмного, бестолкового, холёного герцога.
Горожане, болваны, до сих пор не успокоились, прочёсывают лес в надежде поймать зверя. Слава богу, им хватило ума обходить мой домик стороной. Они были слегка навеселе — никаких сомнений на этот счёт, но не настолько пьяны, чтобы захотеть стать моей мишенью. А стреляю я отлично. Я могу попасть в глаз белке с такого расстояния, с которого вы её едва заметите.
Довольно хвастовства. Отчего-то меня не покидает едкое ощущение тревоги. Она свернулась внутри и лакомится мной понемногу. Кусь-кусь-кусь… Давно забытые ощущения тревоги о другом человеке не дают покоя. И, проклиная сквозь зубы тот день, когда Аманде Штерн понадобилось вернуться в Вольфах, я оделся и вышел из своего домика.
Нарастающая луна стояла уже высоко, освещая бледным светом всё вокруг. В призрачном свете луны искрился снег. Ха, оказывается, за час или около того навалило немалое количество снега. Тем проще — все следы видны как на ладони. Были бы. Если бы тупые недоноски не испохабили подошвами своих сапог снежное покрывало.
Моя грудь вздымается, впуская внутрь лёгких холодный свежий воздух. Немного щиплет за щёки лёгкий морозец. Ноябрь, мать его. А вскоре всё вокруг погребёт под огромной снежной шапкой и придёт настоящая зима…
Я застываю, прислушиваясь к происходящему вокруг. Издалека доносятся еле слышные звуки. Горожане до сих пор молотят ложками по кастрюлям, но энтузиазма у них ощутимо убавилось. Наверняка им уже надоело бесцельно бродить по лесу. Но они ещё держатся. Каждый из них поглядывает на соседа в ожидании, что тот сдастся первым и развернётся назад. А за ним вслед и все остальные. Производимые ими звуки отпечатываются в голове. И я с лёгкостью сдвигаю их в сторону так, словно их не существует. Прочь. Вам здесь не место. Прислушиваюсь. Ищу. Ничего. Я слышу, как осторожно крадётся рыжая лисица, пригнув острую морду к земле, слышу, как птица порхает с ветки на ветку, стряхивая с них снег, слышу, как шевелятся в норах под землёй грызуны, ещё не впавшие в спячку… Но не слышу Аманды. Не могу уловить и малейших признаков её присутствия.