Девчонке словно удалось накинуть мне ошейник и натянуть поводок: возле дома Якоба я старательно обхожу всё вокруг, вглядываясь в землю. Делаю вид, что ищу следы, хотя знаю: здесь никаких следов волка или оборотня нет. И быть не может. Но Аманде так спокойнее, она выглядит довольной, посматривая на меня. Она едва высиживает на Ночке, хотя наверняка ей хочется сунуть сюда любопытный носик и задать кучу неуместных вопросов своим хорошеньким ротиком.
В дом меня не пускают, потому что Ганс Петерсен выставил аж целых пять стражей. Один другого убогее. Двое из них стоят по обе стороны двери, а трое остальных режутся в карты, поглядывая по сторонам. Ну и хер с ними. В доме мне больше нечего делать.
— Ну что?
— Ничего, Аманда. Нужно навестить служанку.
Я веду лошадь под уздцы. Идти совсем недалеко, на соседнюю улицу. Служанка всё ещё растирает красные, слезящиеся глаза и, судя по крепкому амбре спиртного, спать не ложилась вовсе. Но соображает она — будь здоров, потому что отвечает на вопросы быстро, хоть и не забывает креститься после каждого предложения, чем неимоверно меня раздражает.
— Так Якоб уже совсем старый был… Никто к нему не ходил. Почти. Даже папаша, жир… кхе-кхе… Ганс Петерсен, видимо, очень занят, времени навещать старого отца у него не было вовсе.
Я киваю и спрашиваю:
— Но всё же хоть кто-нибудь приходил?
Служанка опрокидывает рюмашку хереса и закусывает колечком лука, сипло выдыхает в сторону:
— Ага, вот плотник Герман бывал. Неделю назад. Он ножку у кровати заменил. Старое дерево рассохлось совсем. Но это давно-о-о было же.
— И всё?
— Ага, ага… — кивает служанка и спохватывается, — так нет же… преподобный Марк заходил вот прям в тот же день. С утра… Ага, да, с утра… Старикану совсем плохо стало, он будто помирать собрался, вот и просил преподобного.
Ничего путёвого от неё добиться больше не удаётся. И, выйдя из её дома, мы с Амандой переглядываемся. Похоже, думая об одном и том же: подозрительно часто преподобный Марк появлялся в самый последний момент перед смертью стариков.
— Мне кажется, старики могли рассказать что-то священнику. Может, исповедовались ему перед смертью, — шепчет мне Аманда и тут же вздыхает:
— Чёрт… В таком случае нам нужно будет вытаскивать из него правду клещами: тайна исповеди.
— На твоё счастье, Аманда, я терпеть не могу святош. И если ты попросишь меня, я с удовольствием выколочу из него правду.