Лекс резко развернулся и схватил Ани за руку так сильно, что побелели костяшки.
— Зачем сейчас ты мне всё это рассказываешь?
— Ты винил в смерти жены меня и Нария, пообещавших провести вас через переход, и предавших вас. Отчасти, в произошедшем есть моя вина. Ирония судьбы, не правда ли? Я перечеркнула твою жизнь и только я же в силах спасти её.
Лекс продолжал сжимать руку Ани, будто тисками. В голове шумело от ярости, взметнувшейся чёрным облаком внутри. Как больно это было слышать!
В последнее время в его голове предательский голос сомнения нашёптывал, что, возможно, у Ани не было выбора. Он начал свыкаться с богохульной мыслью о том, что им, судя по рассказу Ани, не удалось бы одолеть переход, а сейчас она вновь разрывает его сердце в клочья, сообщая, что у неё была возможность спасти их жизни.
«Могла, но не захотела…» — эти слова будто пылали перед его глазами. Не захотела?
Всё тело пронизало волной боли, начинающейся у позвоночника и растекающейся по телу вместе с током отравленной крови. Сердце отчаянно колотилось в грудной клетке с шипами, обращёнными внутрь. Она сжималась с каждой секундой всё теснее, и шипы пронизывали его сердце насквозь. Боги, как больно знать, что самое дорогое пало жертвой чьего-то нежелания исполнить обещанное!
— Зачем? — только и смог произнести Лекс.
— Ты был честен и не скрывал своих намерений. Может быть, настало и моё время быть честной?
— Уходи, — глухо сказал Лекс, повернувшись к Ани спиной. — Я не желаю тебя видеть до завтра.
— Тебе лучше отдохнуть, Лекс.
— Будь ты проклята!
— Я была проклята задолго до нашей встречи, — с какой-то безумной улыбкой ответила Ани и тихо вышла из комнаты.
Лекс уронил голову на руки и погрузился в пучину отчаяния, страстно желая переписать прошлое так, чтобы они не когда не встретились, чтобы никогда не было этой боли, мешающей ему дышать.
На рассвете дня, назначенного для отправления в путь, Лекс вошёл в помещение для слуг. Ани спала на грубо сколоченной деревянной кровати, вместо матраса на которой лежала лишь тонкая циновка. Её выражение лица было безмятежным, как утреннее безоблачное небо. Короткое ночное платье открывало почти все бёдра и было расшнуровано на груди.
При взгляде на спящую девушку внутри Лекса боролись два чувства: небывалая нежность, что щемила сердце, и злость, душившая его. Ему хотелось приласкать её, разомлевшую ото сна, скользнуть рукой по коже бедра, приподнимая вверх тонкое платье, пальцем коснуться отзывчивого мягкого бугорка плоти, раздразнить, увлажнить прикосновениями лоно и, прижавшись к ней сзади, парой толчков войти внутрь. Его тело бурно отреагировало на эти вольные мысли. И в то же время ему хотелось сделать ей как можно больнее, разбудить её пинком в подреберье или ударить наотмашь. Он не сделал ни первого, ни второго.