Повести Вильгельма, извозчика парижского (Келюс) - страница 9



Тонтона хотела ему ответить, как услышали мы дьявольскую суматоху в зале, в коей били бутылки, рюмки, а блюда летели в сад. Это одетый в черное платье производил столь шумный беспорядок по причине, что был он муж дамы нашего Хозяина. Туда вошли, как он бил пинками по заднице и налагал имена, кои не были ни хороши, ни честны, горничной своей жены, коя, в углу стоя, плакала.

Эта ссора прекратила другую. Сие забавно, сказала Тонтона, коя больше не думала о своем бесчестье, как, господин Минютин! нотариусовы жены перебивают лавочку и у всесветных девок? Это слово подняло мужа как кипучее молоко; он хотел броситься на жену свою; но господин и госпожа Дюбоа, кои опасались соблазна со стороны полиции, кинулись на него и схватили его поперек, так что не мог он движения делать, а только языком, который произносил прекраснейшие вещи в совете.

Однако, наконец, мало-помалу он утих, потому что госпожа Дюбоа доказала ему гладцой, что он более виноват, нежель его жена, которая в первый еще раз у них, а он к ним ходит всякий день сам третей и сам четверг.

В заключение всей суматохи принесли опять вина и заставили пить мужа и жену, чтоб их вместе помирить. Г. Бордеро сказал свое имя господину Минютину, и предложил ему делать удовольствие на Бирже и в других местах, когда он будет иметь нужду в крепком его сундуке: нимало не имейте подозрения во всем этом, г. Минютин, сказал мой мещанин, ибо, право, поистине, ничего тут худого нет. Третьего дня видел я госпожу вашу супругу в первый раз нечаянно в Комедии, говорили мы о Комической опере, и она сделала мне честь согласием ехать сюда со мной. Много труда имел уговорить пойти со мной к ужину, который ты разбросал наземь, но надобно заказать другой, ибо, как видно, вы голодны. О! никак, сударь, сказал нотариус, но воистину, если об этом сведают, то я совсем погиб в моем собрании.

Не опасайтесь, полно, сударь, сказала г. Дюбоа, я так сделаю, что девица Тонтона и подруга ее ни слова не молвит. Я знаю, как мне приняться, чтоб заставить их молчать; что до милорда, то он говорить не смыслит, и ему не поверят, когда женщина, как я, станет говорить противное ему.

Милорд и обе девки вошли уже в их кабинет, не заботясь о нотариусе, как завидели они, что весь мятеж утих, и девица Тонтона, коя не больше имела желчи, как голубь, нашла ужин, приготовленный для четверых превосходительным для троих.

Новый ужин принесен, сели за стол, и как ничего больше не было говорить особливо, то приказали нам, Лафлиору и мне, служить, и какой был у них разговор и примирение, то оное вы тотчас увидите.