Пока не выпал снег, Ерёма и не думал соболевать. Это только неопытный охотник поспешит сейчас за соболем в тайгу. Но вот вопрос: куда он потом его денет? Ведь у того линька еще идет, ну а в заготконторе люди глазастые сидят – тут же забракуют. А зачем им такая забота нужна? Кто их товар потом купит? Ведь покупатель умный нынче пошел. Им подавай только первосортицу – от другого носы воротят, будто кто-то в городе понимает толк в соболях. Мех – он и есть для них мех. А тут, вишь, раздухарились, однако. Уже и в мехах стали разбираться. Ну, кто раньше знал, что по окрасу мех соболя подразделяется на три кряжа? Да никто! А теперь знают, что есть якутский кряж, есть баргузинский, есть амурский. И что самый лучший – это якутский. Хотя заготконтора берет любого соболя – они все уйдут у них на торгах. Народ-то городской нынче одеться шибко красиво любит, а соболь – это первостатейная красота. Из него и шапки шьют, и воротники к пальто, а кому-то и шубы из такого зверя перепадают. Но это для самых богатых – для министерских да цековских жен, для киноактрисочек известных да профессорш всяких. Это простому люду такие штуковины недоступны.
Ну ладно, деньги все-таки можно каким-то образом скопить, а что потом? Где взять тех же соболей? У перекупщиков? Но тех нынче пачками сажают за спекуляцию. Да их еще найти надо, этих спекулянтов. Оттого порой людям самим приходится ехать в тайгу, чтобы купить соболя. Но купить – одно, а ведь эти шкурки еще нужно вывезти на Большую землю. А в аэропортах милиция рыщет… Накроют – вот и кончилось твое счастье. В лучшем случае товар твой отберут, в худшем привлекут по статье за незаконную добычу зверя или же там за спекуляцию. А какие же они спекулянты, ежели шкуры-то для себя и для своей родни везли? Однако с этим строго. Все, что купил не у государства, – незаконно. Ну а государство само мало о людях заботится. Полки-то в магазинах пустые, а если что и есть, то только всякое малонужное да некачественное хламье. А люди жить красиво хотят…
Вот так примерно рассуждал Ерёма, когда ему выпадали свободные минуты. Идет, бывало, по тайге за зверем, снег под лыжами скрипит. Монотонно так и долго. А в такие минуты мысли сами ему в голову лезут. А так как он слывет человеком хотя и немногословным, но рассудительным, то и мысли не пустые его посещают. Одно дело – думать о том, какую приманку ему нынче поставить на соболя, другое – о жизни философствовать. Вот если бы у него еще грамматешки поболее было – тогда вообще было бы легче обо всем судить, а так только восемь школьных классов за плечами. Учился бы и дальше, да отцу с матерью нужно было помогать. Была бы хоть школа средняя в поселке – тогда другое дело. В вечернюю мог бы ходить. А пускаться за многие километры пехом в райцентр – не находишься. Ну разве что на оленях. Но и те устанут, пока доберутся по глубокому снегу до места.