Но те и не думали уходить. Они разбили палаточный городок, вырыли для продуктов погреб и, чтобы показать всем, что они здесь надолго, вдобавок ко всему поставили два новеньких сортира. Задымили походные кухни, запахло борщами да кашей.
– Усе, теперь и я вижу, что это конец, – когда сельчане в очередной раз пришли поглазеть на чужаков, ни к кому не обращаясь, проговорил Фрол. – Вершиннику кругом навалено, што не пройдешь. Это все устроители эти. Хоть бы чистили за собой – нет ведь, привыкли в сраме жить. Взапрятки пошли…
– Ну да, а ведь обещали не ранить тайгу, не губить зазря… – вздохнул Ерёма.
– Эх, люди! – не выдержал Фрол.
Помолчали.
– Ну вот, Фролка, о том я тебе и толковал… – вытирая мокрые от слез глаза, произнес Ерёма. Фрол не ответил ему. А что он мог сказать? Все и так было ясно.
– Однако пошли – что смотреть? – махнув безнадежно рукой, наконец произнес он и поплелся в поселок. За ним потянулись и остальные.
Так, не сговариваясь, и дошли они до колхозной конторы, которой служила старая, обшитая тесом деревянная изба, с фасада которой лупилась зеленая, побитая дождями давно уже выцветшая краска. Стабунились на небольшом пятачке перед высоким крыльцом и в немой надежде стали чего-то ждать. Видно, надеялись, что кто-то сейчас выйдет к ним из казенных дверей и наведет вселенский порядок. Так и стояли, уставившись на эту дверь, лишь порой переводя свои взгляды на побледневший от времени некогда красный флажок, который уныло свисал с высокого конька конторы.
Наконец на крыльце правления появился Тимофей Колдыгин, пятидесятилетний дородный тунгус с большой головой и лицом, похожим на круглую плоскую сковородку. Он был без любимой свой кепки, которая обычно покрывала его вечно свалявшиеся, похожие на мочало седые волосы.
– Ну что собрались? Я ведь не объявлял собрание… – произнес он. В ответ суровое молчание. Председатель растерялся. – Чего надо-то – говорите… – просит он.
И тут завозился народ, зароптал.
– Однако, Тимофей, надо что-то решать, – послышался чей-то голос. – Разве не слышишь – тайгу нашу валят.
– Ну… – уловив вдалеке чужие звуки, произнес Тимофей. – Гудят.
– Глядишь, завтра и поселок наш снесут! – не выдержал Тимофей. – А ты стоишь и не чешешься. Ответь, ты власть или не власть?
– Ну… – снова нукает председатель.
Ерёма ажно ногой с досады топнул.
– Что ты все «ну» да «ну»! – в сердцах бросил он. – Делать-то что-нибудь собираешься? Это же наши земли – или как?
– Ну… – кивает Тимофей.
– Так, значит, воевать за них надо!
Председатель морщит свой широкий сплюснутый нос и чешет пятерней затылок.