– Ай, Артур-сан, ай, молодца…
– Послушай, ты, остряк-затейник, когда я доберусь, то обещаю, первая же терка, попавшая мне в руки, станет твоей… Нашинкую…
С трудом провернув заржавевшую ручку, я ввалился в лифтовую. Тьма там была, хоть глаз выколи. Я попытался вспомнить заклятие колдовского света, но голова была забита совсем другим, позвал Тогота, но он, гад, молчал – обиделся на терку. Как меня заставлять на четвереньках ползать – нормально, а когда я его немножко приструнил…
Ладно, не хочет помогать, и черт с ним. Я как можно шире открыл дверь и принялся вглядываться во тьму, но ничего полезного не разглядел.
– Ну, что? Сдаешься? Признаешь, что без меня ты всего лишь жалкий…
Я понял: где-то тут подвох. Инстинктивно провел рукой по стене возле двери и наткнулся пальцами на выключатель. Щелк! И «да будет свет!» – под потолком вспыхнули две тусклые лампочки. А вон и пентаграмма в дальнем углу.
– Что, мой милый: один – ноль в мою пользу?
Но Тогот снова замолчал. Я представил себе его недовольное лицо и прыснул со смеху, а потом, цепляясь за стену и с большим трудом переставляя ноги, направился к пентаграмме.
* * *
Появился я в пространственном кармане – огромной, совершенно пустой комнате, если не считать лечебной ванны-саркофага, посреди которой, крепко привязанный к стулу, сидел мой любимый очкарик – Дмитриев. С потолка на шнуре свисала одинокая электрическая лампочка. А вокруг Дмитриева, поигрывая молотом в руке, бродил Иваныч.
– И как ты себя чувствуешь? – неожиданно спросил он, наклонившись к пленнику.
– Я раскаиваюсь, – дрожащим голосом пролепетал тот.
– Не-а… Не раскаивается… – возразил из пустоты вездесущий Тогот. – Снова врет. Вместо этого он представляет себе, как хорошо было бы, если бы ему удалось осво бодиться и переломать этим молотом все кости тебе, а также твоей жене и дочурке.
– Ты и в самом деле так думаешь? – подступая к пленнику, поинтересовался Иваныч.
– Не-е-е-т! – трясь от страха, пробормотал очкарик.
– А еще он мечтает о том, как, избив тебя так, чтобы ты встать не мог, на тебя помочиться.
– Ну до чего извращенный ублюдок! – вздохнул Иваныч, говоря в пустоту, а потом со всего маху опустил молот на одно из колен очкарика. Я отлично слышал, как хрустнули кости коленной чашечки. Несчастный завопил так, что у меня в ушах зазвенело.
– Что тут происходит?
– А, Артур, – повернулся ко мне Иваныч, по-прежнему поигрывая молотом. – Заждались мы тебя. Пора весь этот цирк заканчивать.
– Я спрашиваю: что тут происходит? – кивнул я в сторону Дмитриева. – Вы чего, ополоумели?