– Так уходи. – Слова Дэра звучат мягко, в его глазах нет ни капли злости, они черные и влажные, словно искрящееся звездами ночное небо.
В этот момент я отчетливо понимаю, что не могу оставить его здесь одного.
– Я ни за что не брошу тебя, – произношу я, каждое слово прочувствовано мной и сказано в своем истинном смысле.
Дэр запрокидывает голову назад и поднимается на ноги, обходя вокруг письменного стола и становясь передо мной лицом к лицу. Я вдыхаю его запах и его неуверенность, ловлю его взгляд.
– Это история не обо мне, Калла, – отвечает он, его ладонь ложится в мою руку, – если тебе нужно убежать отсюда, то беги скорее, пока не поздно.
– Я не могу оставить тебя одного.
В моей голове всплывает лицо того маленького мальчика, которым он был когда-то, я четко представляю себе боль, которая поселилась в его взгляде уже тогда. Он был еще совсем ребенком, таким трогательным и одиноким. Теперь он научился все это тщательно скрывать под маской безразличия, но от этого мне становится еще печальнее.
Он улыбается мне совсем не веселой улыбкой.
– Я всю свою жизнь был один, Калла. Я привык к этому.
И почему-то я охотно в это верю. Несмотря на то кем он сам себя окружает, он очень одинок, потому что он никого не пускает в свою душу.
– Но если есть выбор, зачем быть одному всю свою жизнь? – пытаюсь переубедить его я. – Я могу помочь тебе.
Спаси меня, и будешь спасен.
Он улыбается, но его глаза остаются печальными. Дэр наклоняется ко мне, его губы касаются моей шеи, ухом я улавливаю его шепот:
– Беги, маленькая мышка. Ястреб уже близко, и очень скоро он поймает и съест тебя.
Мое дыхание становится обрывочным, и он оставляет меня одну среди хаоса старого склада. До меня доносятся его шаги по ступенькам, и только когда они затихают, я чувствую себя спокойно и безопасно. Я кладу письма, которые я собиралась отправить отцу, в карман и быстро спускаюсь по лестнице, успев спрятать их в своей комнате до начала ужина.
Я прошу Джонса снова отвезти меня в церковь до начала ужина, и, к моему облегчению, отец Томас там. Мужчина стоит, преклонив колени перед распятием Христа.
Когда я вхожу, он тут же поднимается на ноги, а его ряса тяжело падает на ноги.
– Калла, – тепло приветствует он меня, и я ясно вижу, что он искренне рад мне.
– Вы знаете, что случилось в Уитли? – спрашиваю я его без лишних предисловий.
Сначала он колеблется и отводит взгляд в сторону, но затем все-таки отвечает.
– Да, – соглашается он, – то, что там происходило, ужасно.
Он и я – мы вместе проходим вдоль первого ряда и садимся на скамью. В мою спину словно вставили железную спицу, все мое тело неприятно напряжено, прямо как у Элеаноры.