Ужель та самая Татьяна? (Бове) - страница 50

Гордыни!

Слишком горделивы оба,

Чтоб прямо здесь унизиться до драки.

А уж толпе так посмотреть охота,

Как лопнет хоть один!

да ты ж мужик

Евгений и Ленский упрямо

гуськом

Плетутся к Ленским, в соседний дом

Пока в саду подружки суетятся

А толпа зачарованно смотрит вслед гордецам…

История эта известна давно:

Её всякий знает иль видел в окно —

Пчела и оса ползли по столу.

А дети пленили осу и пчелу,

Накрыв их газетой в бокале пустом,

И долго смотрели, что было потом…



Как быстро случилось

всё то, что потом

Евгений,

ты всем рассказал не о том!

Скажи мне всю правду: что было тогда,

Какая на крыше случилась беда?

Ленского гнев воспой, погибельный, захлебнувшийся смертью,

Гнев роковой; и опиши его последние минуты…

Правду скажи; ведь в полиции молвил ты только:

«Я пришёл слишком поздно,

Ничего не слышал,

Просто видел, как он

Рухнул с крыши».

Евгений, столько лет с тех пор прошло,

и снова спрашиваю: что тогда случилось?


ЕВГЕНИЙ Хотел бы сразу

сказать: я не толкал его.


Я Тебя я не виню.


ЕВГЕНИЙ Ты не винишь – но намекаешь,

что не сказал тогда всей правды я…


Я Я ни на что не намекаю. Лишь прошу

Сказать её сейчас мне.


ЕВГЕНИЙ Вот мы вышли.

Пришли к нему.

Сказал он: встретимся на крыше.

Поплёлся я наверх, за ним, и там

сказал он: всё, погибло счастье.

Жизнь кончена. Да тут же вниз и спрыгнул.

Я даже и подумать не успел…


Я Давай сначала. Вспомни все детали.

Мне непонятно что-то в этом деле.

Ты память напряги, Евгений, и вернись

В те времена: ведь это очень важно.


ЕВГЕНИЙ Мы вышли и пришли к нему домой.

Весь дом был тих, родители уснули

Его, храпел и пёс, и только холодильник

Гудел зловеще…


Я Погоди, Евгений,

ты отмахнуться хочешь от вопросов.

При чём тут холодильника жужжанье?

Качался он иль неустойчиво стоял.

Ты расскажи о Ленского печалях,

Я не прошу красивых описаний:

Ты не писатель, знаю я… Но факты —

Ты вспомнить можешь?


Евгений вздыхает.

Ладно. Хорошо.


ЕВГЕНИЙ Начать с того бы надо мне, что Ленский

В тот вечер умирал несколько раз.

И первый раз он умер в том саду:

После дурацкого разрыва с Ольгой:

Reality check, как говорят американцы,

Мы ж называем это просто – шок,

Когда в мужчине умирает детство,

И тут, признаюсь, был я с ним жесток.

Я думал: слабоват ещё ты, друг мой.

Незрел и очевидного не видишь,

Тебе бы нарастить броню потолще

На тонкой коже. Говорил ему я:

«Послушай, Ленский, жизнь ведь аморальна,

Она дарована нам вовсе не на радость,

Нельзя всегда жить под звездою доброй».

Десятки раз ему я повторял.

Но он в ответ мне только усмехался:

«Как грустно, что ты так уныл и мрачен,

И пессимист такой неисправимый».

А в эти годы наши

Мы, все вокруг, броню себе ковали,