Хмурится Георг ІХ — жди проблем. Улыбается — готовься к приятному сюрпризу. Заскучал до зевоты — стало быть впереди обычный рабочий день, рутина. А потому, каждое утро едва переступив порог кабинета, полковник первым делом глядел на ростовой портрет Императора, ожидая: что Государь посулит ему нынче…
Сегодня Его Величество выглядел хмурым, как никогда прежде.
— Ого… — озадаченно потер подбородок Мирский. — Это ж к чему готовиться? Помнится, когда я последний раз видел подобный взгляд, во время тренировочных полетов столкнулись два пинаса. Погибли инструктор и курсант…
Не смотря на то что полковник наизусть знал распорядок на ближайшую неделю (сам же его проверял и утверждал), Мирский на всякий случай вывел на монитор таблицу с графиками занятий, тренировок и учебных тестов.
Как и следовало ожидать — таблица представляла собой девственно чистую сеть, на прошедшие семь дней и грядущие пять. Отображая уходящие в прошлое праздничные дни и начинающиеся завтра короткие каникулы — перед выпускными экзаменами для курсантов старшего потока и вступительными экзаменами для абитуриентов. Так что если сегодня и могло случиться нечто неприятное, то лишь непосредственно с дежурным взводом, поддерживающим порядок в опустевшем здании училища, или самим Мирским.
— М-да, загадка…
Полковник сел в кресло и задумался.
Прошло всего несколько лет с дня трагедии лайнера «Онтарио» — первого огневого контакта с эннэми — а как все изменилось. Человечество, с беспечностью бабочек разлетающееся во все стороны необъятного Космоса, разом обожгло крылья и в один миг осознало, что Вселенная не только их дом. И что соседям не нравится, когда люди вторгаются на их территорию без спросу.
Сперва еще теплилась надежда на мирное сосуществование. Что с чужими удастся найти общий язык, взаимопонимание, договориться. Но, увы… Иные на контакт не шли, а любые попытки приблизиться к их зоне интересов воспринимали одинаково враждебно. Встречая парламентеров огнем. На поражение…
Впрочем, в открытом Космосе иначе и не бывает. Это в океане у моряков с тонущего корабля еще остается надежда и шанс на спасение (да и то, зависимо от широт, времени года и температуры забортной воды), а у астронавтов, даже успевших защелкнуть гермошлемы скафандров, после уничтожения звездолета, время жизни измеряется аварийным запасом кислорода. Ровно двенадцать часов. Бесконечных, если сидеть на бережку с удочкой, ожидая поклевки, и невероятно, несправедливо коротких, когда до рези в глазах высматриваешь желтоватый огонек спасательного бота среди мириад ледяных звезд…