- Может быть, и так. А если он обвинит в этом не меня или тебя, а своего отца? Мол – старику не хватало власти, он полез и всё испортил? А тут мы. Предлагаем ему искупить отцовские грехи, предлагаем продолжить рухнувшую было карьеру...
- Это очень тонкая работа, - мотнул головой Лорби. – Думаю, найдутся и такие, ты прав. Но их будет сложно высмотреть среди тех, кто захочет продолжить отцовское дело.
- Вероятно, - кивнул я. – Слушай... Нам нужен новый глава Тайной Службы, вместо Крилона. Сейчас, в условиях возможного нового заговора – просто жизненно. У тебя нет идей, кто мог бы занять эту должность?
На этот раз Тилль долго сидел молча, вглядываясь куда-то в пустоту; затем медленно сказал:
- Ну, есть у меня одна мысль... Человек разумный, и не подведёт. Но он далеко от столицы. И – может не согласиться.
- Вызывай, - без раздумий повелел я. – Уговорим. А кто такой?
- Сэр Нимар. Бывший военный, старше нас с тобой вместе взятых. Может, помнишь? Приезжал в столицу пару раз, с помпой, как герой.
- Да-да, что-то такое припоминаю, - память Геневиса иногда работала с отставанием, и я не сразу, но вспомнил этого типа.
Настоящий рыцарь – бравый, с военной выправкой, в шрамах... Он приехал в столицу торжественно, на белом коне и в новеньких доспехах. Не блестящим было только его лицо – лицо потрёпанного в боях человека со стальными глазами.
У отца Геневиса было какое-то дело, по которому он его вызвал. Может, вручал награду, а может, давал новое задание. Нас, детей, тогда интересовал только внешний лоск этого приезда.
Теперь я ясно вспомнил тот день. Нас трое – я, Виаль и Тилль. Мы тихонько стоим в углу тронного зала, с восторгом разглядывая высокую и массивную фигуру рыцаря в парадном облачении. Нас никто отсюда не гонит – кто бы попробовал прогнать наследного принца – но задвинули в угол, чтобы не мешали, и мы не слышим слов взрослых.
Да особо и не вслушиваемся. Не знаю, о чём думали другие, а я... То есть – Геневис, конечно же! Геневис просто рассматривал доспехи и оружие – каждую деталь, каждый завиток. Лет ему тогда было восемь или девять, не больше.
- А почему он оставил службу? – спросил я, возвращаясь из мира воспоминаний в реальность.
- Ранения. Он долгое время воевал на южных границах. Отгонял кочевников... И однажды они перерезали ему сухожилия на левой ноге. Он может ходить, но медленно и с трудом.
Я снова задумался. Человек с военным мышлением, посвятивший всю свою жизнь службе – а теперь не имеющий возможности заниматься этим делом.
- И почему ты думаешь, что он может не согласиться?