В белокафельном цеху стояла туманом водная взвесь, царила ужасная жара, сияли по стенам белые лампы накаливания. Керхер в дальнем углу прогудел, прорычал что-то на своём должно агрессивном немецком и замолчал. Наконец, можно было прерваться на перекур.
Грузная фигура устало вывалилась за скрипучую дверцу складных ворот. На улице – а вернее, на необъятной парковке – только смеркалось, и после вонючего цеха весенняя свежесть и приятная прохлада ощущались волшебно. Стояла последняя неделя марта.
Фёдор ещё мог бы назваться молодым человеком, но за последние пару лет настолько обрюзг, что уже походил на отжившего своё мужичару. Правда, заветренная кожа лица с вечными угрями так не смущали его, как потихоньку накапливающийся лишний вес. Если раньше со стороны он смотрелся внушительно, учитывая, что своею круглой и бритой головой он походил на бойцовского пса, то теперь выглядел несколько нелепо.
Мойщик курил табачную самокрутку и превозмогал адскую жару в резиновых сапогах, окидывая равнодушным взглядом образовавшийся за прошедшие полчаса ряд машин.
Фёдор работал на автомойке с пятнадцати лет – будучи ещё юным, он не нашел в этой деятельности ничего дурного, поэтому даже не потрудился закончить девятый класс своей захудалой провинциальной школы. Родители его были знатными алкашами, и почти все взрослые люди в его паскудном окружении (кроме педагогов, конечно), такую ретивость парня зарабатывать деньги только одобряли.
И как это ни странно, жалеть ему ни о чём не приходилось. Характером он вообще был железобетонный – а кроме того невоспитанный и наглый, но разве что честный, за что работодатели его и ценили. Прожив с родителями до совершеннолетия, парень вскоре накопил немного денег и смело покинул заблёваное родительское гнёздышко в своей родной уральской глуши.
На протяжении лет он перекантовывался в разных городах, медленно но верно приближаясь к самому сердцу Родины, хотя и без особых на то намерений. Так как устраивался он, дабы не снимать жильё, только на те мойки, где предоставлялось проживание – работал прилежно, и чаще всего местом дорожил. Даже если спать доводилось в грязных закутках, на складах шин или в душных раздевалках с такими же несчастными человекообразными (чаще всего среднеазиатами). Зато деньги он копил хорошо, и в сникерсах себе не отказывал. Прошедшие два года, впрочем, он работал уже в московской области, где условия оказались далеко не самые жуткие.
И если бы не хорошая репутация, отмеченная тамошним начальством, ему бы сейчас не довелось уставать и курить на территории огромного сервисного центра на юго-востоке Москвы. Надо заметить, что в коллектив он вписался хорошо и со всеми ладил – менеджеры из приёмки уже приглашали его разнюхивать амфетамин, а непосредственные коллеги по цеху делились гашишем.
