Прозвенел звонок с первого урока, и не успел он смолкнуть, как в учительскую ворвалась Наденька, поставила журнал на полку, поздоровалась, остановившись возле своего стола, и, пока, видно, никого, кроме них, не было, спросила Андрея Владимировича торопливо, как ни в чем не бывало, как бы походя, с эдакой юношеской максималистской прямотой, в простоте, значит, спросила:
— А сегодня внеплановый педсовет после уроков. Вы довольны? Или уже знаете? На повестке дня… Да знаете вы небось. Сами эту повестку и сочинили… В вашем стиле… О профессиональной этике учителя! Ну кто, кроме вас, сочинит такое? Это ведь вы меня директору заложили. А зря! Собственно, за что? За то, что я тут на прошлой неделе раскрыла глаза народу, какие юные матери в нашей школе учатся? Так у нас гласность на дворе, демократия!..
— Только вот этого не надо, пожалуйста! — перебил ее Андрей Владимирович невольно и хотел было сказать, что так нельзя, и что значит «заложил», как смеет она таким тоном и слова такие, и вообще, но в дверь просунулась голова незнакомого мужчины — рыжие волосы, седина по вискам, глаза густо-голубые, васильковые, безгрешные глаза…
Андрей Владимирович сдержал себя и, отвернувшись от изготовившейся, кажется, к бою Наденьки, прямо кинулся навстречу чистому взгляду этих глаз, каким-то несосчитанным чувством определив, что это к нему, что скорее всего Юдин-старший. А Наденька что-то пропела ему вослед, в спину, очаровательным, ангельским голоском, и очень, очень ведь хотелось рыкнуть на нее или, если уж тоже в простоте, то задрать, как маленькой, юбку и всыпать, ну, хотя бы той же указкой, что держала она в руках. Надо же так ошибиться в человеке! В его-то годы… Андрей Владимирович вышел наконец в звенящий детскими голосами, сотрясаемый топотом коридор и притворил за собой дверь учительской. Наденьку даже не было почему-то жалко.
— Вы Юдин? — на всякий случай рассеянно уточнил он у этого элегантно одетого мужчины, машинально беря его под локоток и увлекая в сторонку, подальше от этого шума перемены, туда, к спортивному залу, в длинный светлый переход с окнами на обе стороны, с чахлыми цветами на длинных подоконниках, — там можно было поговорить спокойно.
— Владимир Борисович, — представился мужчина.
Им навстречу попался физрук Григорий, как всегда в трико с лампасами, в футболке с короткими, едва прикрывающими его мощные бицепсы рукавами и со спортивным свистком на шее. Они кивнули друг другу.
— Очень приятно, — запоздало на ходу сказал Андрей Владимирович Юдину-старшему и приступил, собственно, к делу, то есть к разговору, так как времени уже было в обрез: — Простите, что побеспокоил. Вы, может быть, вообще удивлены, что я вас вызвал, а не классный руководитель? Но с вашим сыном все очень серьезно… У нас мало времени… Давайте вот здесь и поговорим, здесь потише…