Вовке показалось, что в чем-то он его стал понимать, этого соседа по столу. И Андрей Владимирович был далеко не идеален, как выяснилось. Только Славку было почему-то по-прежнему жалко. Уж очень суетными были его движения после прерванного сна, неуверенным, виноватым был взгляд. Стихи он ночами сочиняет, что ли?
* * *
Вот и Славка ушел… И не с кем было больше посоветоваться, то есть Грушенков и не собирался открываться Славке в своих денежных затруднениях, но было противно терять саму возможность открыться. Все-таки худо ли, бедно ли, а он привык уже к тому, что у него есть в жизни старший брат Серега и друг Славка Протасов, два близких человека, — мать не в счет, что она понимает? — которые его приемлют таким, каков он есть. И за два последних года, пока брательник служил свою срочную и с ним можно было только переписываться, Славка сделался ему очень близким человеком. А Борик шутить не любит, так что двадцать карбованцев ему вынь да положь к последнему уроку. А вот взять и попросить у классного, пойти прямо сейчас в учительскую и попросить. Спросит, зачем, сказать, что надо и все тут. Вот и поглядим, каков он на самом деле. Жмот или не жмот. А то развел тут странности — обалдеть, какой он ни на кого не похожий, демократ, на любой вопрос у него готов ответ… И что он ответит, если денег у него поклянчить? Не навсегда ведь, а в долг. Но все равно… Даст, хорошо, не даст — тоже хорошо, потому что с ним, с нестандартным, с не от мира сего, все ясно тогда. Ведь не может же такого быть, чтобы у него, у учителя, чтобы денег с собой не оказалось. А даже если и нет у него, если жена ему по рублю всего в день, как мать когда-то отцу, выделяет, пускай займет у кого-нибудь из своих — взрослые же, зарплату получают. Короче, пускай покрутится. Куда он денется!..
И вдруг Грушенков понял, что Андрею Владимировичу действительно ведь некуда было деваться, попроси он у него двадцать эти рублей сейчас. Он даже не знал, почему так выходило, но выходило же, ей-богу, выходило, как дважды два — четыре, потому что он, Грушенков, засек его на этой шуточке со спящим Славкой, еще как засек, и теперь, чтобы отказать, Андрею Владимировичу нужно было… Даже непонятно, что… Да нет, понятно, конечно, — нужно было что-то там из своих принципов пересмотреть… Ну не пересмотреть если, то здорово поступиться. Ведь он как бы сейчас виноват перед ним, перед учеником своим Грушенковым. Как же он с деньгами-то выкрутится? В общем, иди и бери его тепленького. Ага! Надо же!.. Но Грушенков почему-то уже знал наверняка, что не пойдет ведь и не попросит, не сделает этого. А сама возможность — она радовала. И здорово он его за Славку наказал. Ущучил! Пускай, пускай… А деньги — ладно. Можно от Борика и в рожу схлопотать. Первый раз, что ли? Но просить у человека денег в такой его крайности, просить, когда он отказать не сможет, — этого нельзя. Грушенков не знал почему, но чувствовал, что нельзя, и баста, уверен был.