— Держи, — тронул его за плечо новенький, и две красные бумажки хрустнули у него в руке.
Сегодня он ему долг и вернет. Пусть подавится! Разве Борик ожидает сегодня? Грушенков сунул деньги в карман и, не зная, о чем же спросить еще новенького, — неудобно было все-таки так вот сразу и уходить, — потоптался на месте, чувствуя, что топчется-то в маленькой луже. С ботинок натекло!
— Я тут наследил тебе, — сказал Грушенков.
— Ничего-ничего, — заботливо оборвал его новенький.
— А кем твой отец работает-то? — нашел наконец Грушенков, о чем его спросить.
— Батя-то? — кажется, смутился новенький. — Он у меня зодчий. Дома проектирует, коттеджи, приусадебные постройки, целые улицы, поселки… Он по области, на селе, избы, короче, его профиль. Дворец культуры однажды был, мотель, кемпинг. Часто в командировках, а так здорово. Летом мы вместе ездим. Завтра приезжает. Месяц дома не был…
— Я тебе недельки через две отдам, ладно? — спросил Грушенков, честно завидуя новенькому.
Все же с отцом живет, не с матерью. И звучало все это непривычно, значительно — зодчий, дома проектирует…
— Архитектор, что ли? — спросил Грушенков, потому что новенький примолк.
— Ну да… — как-то рассеянно отозвался Цуканов. — По-русски — зодчий. Ты знаешь… Я тебе все-таки скажу…
И чего, чего вот он гонит там? Какую волну? Нехорошее предчувствие уже родилось у Грушенкова, и он с тоской подумал, что надо бы уходить скорее…
— Я должен все же сказать… — мямлил новенький. — Тебе бы завязывать с ним… Ну с этим буржуем… Он же… Ну и музыка его. Я понимаю, конечно…
Грушенков растерялся даже от такой наглости. Денег, значит, дал, а теперь права качать? Мораль читать, значит, можно?
— Что?! — взвизгнул он, уже не контролируя себя. — Что ты понимаешь-то? Ну? Думаешь, если два червонца выкатил, то уже советы давать надо? Что лезешь тут в душу? Что набиваешься? Видал я таких. Ага! Думаешь, если я тебе навалял тут, наплел с три короба, так уже и лекции твои стану слушать? Ага… Конспектировать прямо! В роке ни уха ни рыла, а туда же — музыка эта ему буржуйская. Да знаешь, как на Западе о ней пишут? «Зеленую улицу красному року!..» Буржуйская…
Он уже близок был, как тогда, в школьной мастерской, чтобы снова от денег отказаться, взять да вынуть и швырнуть их новенькому. А чего он? Чего лезет с советами? Тоже ведь — прямо отец родной нашелся, брательник!..
— Да я… — растерялся новенький, и Грушенкову была приятна его растерянность. — Да ты меня не понял…
— Ага! — уже орал, уже блажил Грушенков на полную катушку. — И я пошутил. Ага! Какой Борик? Какой нос разбитый. Поскользнулся, упал, очнулся — гипс. Ага!..