— Это что же, Андрюша, делают-то они? — опять заговорила она слабым голосом. — Ведь было же… Ведь как воспитывали нас, как внушали нам, Андрюша? Была ведь уверенность в том, что все сложится у нас хорошо, что сегодня лучше, чем вчера, завтра лучше, чем сегодня… Ведь так же, так? И мы не родились еще, а уже знали, что хорошо у нас будет, все-все хорошо и счастливо… Тьфу!.. Что говорю-то я, Андрюша? Не родились, а знали… Ты меня прости, пожалуйста! Но я мать, и я боюсь. Не надо бы тебе на Ирину… Сейчас ведь что? Что делается? Они, вишь, как сейчас… Чуть что — в наркоманы или вон к этим панкам своим, из дома вон уходят… А у нас разве так было? Было же чувство защищенности, стены чувство, тверди… Ведь было же, скажи, было!..
— Было, было… — успокоил он ее, вернее, попытался успокоить и невольно взял холодную руку жены в свои руки.
— Вот! — словно обрадовалась она, — А теперь? Боюсь я, Андрюша! Как по болоту ведь идем. Страшно мне теперь, Андрюша, страшно безотчетно!..
А ведь это же кому-то нужно, чтобы вот так, чтобы страшно было, чтобы паника, паралич воли! Как же раньше-то он об этом не подумал? Андрей Владимирович заметил, что уже давно держит в своих руках маленькую руку жены и гладит ее. А она все говорила, говорила… Он снова и слышал, и как бы не слышал, о чем это она, хотя и понимал ее сейчас, наверное. Потому что и ему, и у него так было, и он, кажется, терял твердь под собою, терял это с детства привитое, привычное чувство защищенности, и уже боялся, нет, не за себя, а за них, за дочь, за жену, за свой дом и за учеников, за школу, наконец, за страну и за свой народ… Ну куда все несется, куда бегут они все? Ну как мотыльки, прямо на огонь, может быть, летят! И уже никогда не будет у них этой тверди… Разве? Нет, не будет! А у них с женою, у их поколения, была. Кажется, была… Или это было наваждение такое, и их все время, то есть всю, значит, их прошлую жизнь, вплоть до сего дня, их что же, обманывали, что ли? Ну на предмет этой самой тверди… Что ли, врали им всем? И что же тогда, если врали-то? Что дальше?..
— Вы бы шли спать, а, предки? — заглянула к ним в кухню Ирина. — А то бубните, бубните… И успокойтесь, из дома я пока бежать не собираюсь, наркотиками баловаться тоже… И в подоле не принесу. Что там у вас еще?
И опять это «пока»! То есть сейчас нет, а потом, может быть, и да? Андрей Владимирович едва сдержал себя, чтобы не надерзить ей.
— А то, милая моя, что подслушивать — дурно! — все же раздраженно буркнул он и тут же как бы пожалел об этом.
Но дочь за словом в карман не полезла.