Егерь оглянулся. Его маленький отряд ощетинился всем, чем мог. Пак деловито достал ножи, Нисла уже зарядила увесистый болт в арбалет и вскинула его в сторону приближающихся всадников. Даже Лация, побелевшая от страха, сжимала в руках охотничий нож, который накануне подарил ей фарогар.
Ехавший впереди наемник остановился, весело хмыкнул, и что-то проговорил через плечо своим товарищам. Раздался смех.
— Эй, парень, опусти свою железку и можешь уходить на все четыре стороны, — сказал всадник. — Ты нам совершенно не нужен!
— Надеюсь, теперь ты позволишь мне прострелить башку проклятому карлику? — прошептала Нисла, встав рядом с Егерем.
— Откуда у тебя такая ненависть к Сухарю? — Егерь поискал взглядом карлика и удовлетворенно кивнул. Он был здесь и держался позади всех. Небеса благоволили Нисле. — Ты с ним встречалась раньше?
— Он служит храмовникам — и этого достаточно.
— А ты его достанешь?
— Легко.
— Не трать стрелы попусту. Бегите в ту расщелину и прячьтесь там. Там вас даже из луков не достанут. А я с Паком задержу их внизу. Ну, чего ты смотришь? Давай, бери Лацию, и уходите!
— Что-то вы разговорились! — нетерпеливо зашевелился наемник и махнул рукой.
Четверо бандитов отделились от группы и направились в сторону Егеря со своим отрядом.
— Беги! — полушепотом рявкнул фарогар.
И Нисла помчалась, дернув за руку Лацию. Девушки довольно быстро взлетели по осыпи наверх, хотя королева дважды упала на камни, сдирая колени, и уже подбегали к укрытию, как в воздухе просвистели стрелы и с противным звоном ударили по валунам. Ни одна из них не попала в цель. То, что стреляли мимо специально — не приходилось сомневаться. Егерь прыгнул вперед и уже в полете подрезал ногу лошади, подъезжавшей первой. С диким вскриком она дернулась в сторону, едва не свалив едока. Этого было достаточно, чтобы перегруппироваться и схватить второго наемника за плечо. Тот даже не успел удивиться, как оказался на земле. Егерь взмыл вверх. Пак деловито размахнулся и нож со свистом рассек воздух. С перебитой гортанью один из нападавших упал на круп своего коня.
Малек вышел из оцепенения. За короткое мгновение он, кажется, решил, что будет делать. Вероятно, вспомнились рассказы о храмовниках, о жертвах, что они приносят своей богине, о жестокости и беспощадности верховных правителей. А может, совесть, замерзшая в ту ночь, стала отогреваться, и Малек вспомнил о человеке, который мог его забросто убить, как убил тех, кто крался за ним в лесных зарослях. Не убил, дал шанс доказать, что и ватажник знаком с таким чувством, как благодарность, долг.