Несколько минут, потребных, чтобы заморить червячка, гости молча ели. Фадрик подумал, что эта тишина вполне устроила бы его, но в середину зала вышел Линнфред, специально приехавший из Молдлейта на свадьбу брата.
–Милорды и миледи! Для вашего удовольствия и в виде свадебного подарка прелестной новобрачной, – взгляд в сторону невесты, – я пригласил музыкантов. Ребята, проходите!
Трое мужчин вошли, отвешивая поклоны. Фадрик узнал Блафа – толстяка, не сколько певшего, сколько звучным голосом проговаривающего старинные баллады под едва слышное звучание струн, Оринга Благозвучного – слащавого и любимого дамами менестреля… и Ринги Весельчака, любителя похабщины.
Последнего Линнфред приветствовал особенно усердно.
Фадрику захотелось плакать.
Впрочем, музыканты, выпив по чарке вина, пока вели себя прилично.
Блаф, неспешно умастив зад на стуле, оправив бороду, ударил по струнам и не запел – заговорил:
-Я по природе не боец.
Как ни прискорбно, но, увы,
Не создан розовый венец
Для моей буйной головы.
Мне умирать не привыкать
За мир, людей, которым рад,
Но все ж не в силах разорвать
Соперника из-за наград…
Фадрик раньше не слышал этой песни, наверное, для свадебного пира менестрель сочинил нечто особенное. Суровые рыцари одобрительно кивали, пока Бальф говорил:
–Милей мне блеск холодной стали
Древнейших кованых мечей.
И даже дамы содрогнулись, когда, повысив голос, менестрель уже не говорил –выкрикивал:
-И нету мыслей о награде,
И помыслов о славе нет,
Когда в холодный алый, талый
Снег падает немой сосед.
Линнфред скорбно качнул головой, слушая о том, как больно хоронить друзей под сенью еловых лап…
-Ну, кто еще тут хочет славы?
Кому тут денег и почет?!
За честь сойти на пир кровавый
Кто, кто, скажите мне, сочтет?
И тише, все тише и тише звучали слова о том, что вовсе не обязательно выступать на ристалище, чтобы стать настоящим воином…
Едва Блаф окончил, зал взорвался хлопками. Этим людям, проводившим войска, он напомнил о том, что такое сражение, рассказал о благородстве и доблести. Фадрик видел, как королева налила вина в золотой кубок и отправила менестрелю. Тот выпил, поклонился ее величеству и бережно убрал подарок в сумку.
Петь на пиру у короля было делом прибыльным.
Но суровое настроение гостей спешил развеять Оринг Благозвучный. Оправив шитый рукав рубахи, тряхнув длинными как у женщины кудрями, он затянул балладу об ушедшей любви:
-Я не знаю, что думать мне
Я тебе так верить хочу.
Мои волосы тонут в вине.
Так за глупость свою плачу.
«Утопить такие волосы – и бочки не хватит», – подумал Фадрик, но женщинам пение Оринга нравилось. Благородные дамы, чьи сердца, быть может, в жизни не испытывали глубоких чувств (за исключением зависти да ненависти), вздыхали и промакивали глаза платочками, а кто-то и рукавами платьев, и не всегда своих.