— Куда девался твой красавец-капитан? Ты что, порвала с ним? Видный мужчина!
То, что он был красив, занозой сидело у меня в сердце. Я страдал, потому что сам был неказист. Я часто спрашивал себя, что такого могла найти во мне Титания? Тощий, больше шестидесяти килограммов я никогда в жизни не весил, длинноносый, с приплюснутой головой.
— Ты принадлежишь к людям, рожденным на свет для тумаков, — смеялся надо мной Барабор, — обреченным всю жизнь жить в узкой щели, в которую влезть довольно трудно, а вылезти из которой еще трудней, и приходится постоянно приспосабливаться к ее размерам.
Да еще уши у меня торчали в разные стороны, словно моим единственным предназначением в этой жизни было ко всему прислушиваться. С такой внешностью я не выдерживал никакого соперничества. Дома я хранил автопортрет, написанный еще в студенческие годы. Я изобразил себя без ушей. Пия говорила, что на нем я вообще смахиваю на черта.
— Мужчина чуть краше черта — уже красавец, — возражал я, — в нем обязательно должна быть некая чертовщинка.
Этим я пытался себя утешить. Я надеялся — и это тоже служило мне утешением, — что умные женщины красавцам предпочитают мужчин сдержанных, немногословных, знающих, что сказать и как сказать. Чертовщинка во мне была, в этом я не сомневался, маленький такой чертик, невысокого ранга. Он ни минуты не находился в покое, маячил из стороны в сторону и постоянно задавал вопросы. Это и было одной из причин наших ссор с Пией. Она хотела бы видеть меня совсем ручным и по возможности всегда одним и тем же.
— «Маленькая смазливая бестия!»… Чтобы тебя шквал унес или тайфун какой-нибудь! — Я обнаружил, что стою перед дверью бывшей кассы и во весь голос кляну капитана. — Да будет это страшный тайфун с самым нежным именем какой-нибудь шлюхи Хильды, или Бети, или Джильды!..
Я попытался пристроить визитную карточку на место, но ножка у кнопки погнулась. Тогда я всунул карточку в щель окошечка кассы, вытащил шариковую ручку и поверх слов: «Я у Папуши» начертал: «Я был». Собрался было уйти, но мне показалось, этого мало, и я добавил: «И буду».
Я поступил на факультет живописи, мечтал стать художником, а вовсе не чертежником. Обстоятельства вынудили меня остановиться на полдороге. И я не жалею. Если бы мне удалось закончить институт, в лучшем случае я пополнил бы ряды художников, которые только и делают, что разглагольствуют о своих будущих шедеврах, но так и не создают их за всю свою жизнь. Я понял это, когда подружился с Барабором и сопоставил свои слабые возможности с той животворной силой, которую он принес из Вранчи. И с Пией меня познакомил тоже Барабор, так что именно он более чем кто другой определил мою дальнейшую судьбу.