По ту сторону Карпат отличился из всех конокрадов один, по имени Эгон, белокурый, с длинными усами, мягкими, точно желтый шелк, статный, сильный и гибкий, словно тростник, — так клонился он в вихре неудержимого галопа. Эгон стал грозой магнатов, и напрасно те запирали лошадей в каменных конюшнях замками величиной с ведро. Кто знает — была у него разрыв-трава, нет ли, только он везде проходил.
У нас в Валахии славился своими набегами седой человек с голубыми, детски-невинными глазами; был он худ, тщедушен и верток, как змея. Имя ему дали по матери — Амоашей, то есть «сын моаши», повивальной бабки. Чаще всего его мать звали к тяжело рожавшей скотине, потому что широко разнеслась молва о ее легкой руке. Если телок застрянет в коровьей утробе или кобыла принесет полуживого жеребенка, тут уж не обойтись без повитухи. Бывало, скотина громко стонет с закрытыми глазами, а бабка засунет ей в утробу по самый локоть свою сморщенную правую руку, смазанную освященным маслом, плавными движениями гладит, помогая левой снаружи, успокаивает и укладывает развороченное нутро; так ей всегда удавалось и мать спасти, и детеныша живым вынуть.
Конокрад с малолетства сопровождал мать везде, где была нужда в ее искусстве. Звали повитуху далеко — иной раз за пять уездов. Из-за нее чуть ли не дрались. Бояре сами присылали за ней коляски. Или, бывало, вскочит она на коня и мчится во весь дух, чтобы застать в живых рожавшую скотину. А сын — всегда при ней; так он проникал во все конюшни, видел все тайны, знал повадки скота, особенно лошадей; он рос вместе с жеребятами, как брат, и полюбил их больше всего на свете.
Потому нетрудно ему было стать самым большим барышником, а затем — главарем конокрадов. От брода Черны, вниз по Дунаю, через Бэрэган и Добруджу, до самой Херцы Буковины Амоашей приказывал и передвигался, ровно владыка, и страна его была обширнее, чем у Мирчи Воеводы.
Законы большой политики империи конокрадов предписывали владыке пусты подать через Карпаты руку правителю Бэрэгана. Так встретились и побратались Эгон-венгр и Амоашей-валах, и сходились они, когда была в том нужда, в горах десятки раз, в десятках мест, но особливо — по эту сторону Карпат, на наших землях.
В канун дня Ивана Купалы, славного своими конными ярмарками, конокрады съезжались на Лошадином мосту над горой Пентелеул. Там, наверху, под бездонными одинокими небесами, есть величавое плато — люди называют его мостом, — длинное и просторное, как царские угодья, оно утопает в траве и цветах; целые табуны лошадей могут пастись и резвиться на этих лугах, и никто об этом не прознает.