Русский между тем отправился бродить по деревням. Были там и кабаны для оскопления, и бычки для холощения, и запаленные лошади, и засекшиеся упряжные, и овцы, страдавшие сибирской язвой; он все науки превзошел и лекарства имел от любой болезни. Иной раз помогал ему поп — тот служил толмачом и зарабатывал на этом кой-какие деньги. Достойный человек был этот русский. Выпить был не прочь, но вел себя весьма уважительно. Одна водилась за ним слабость, от нее не мог бедняга избавиться: день и ночь насвистывал он казачью песенку. Где бы ни появился — в деревне, в хлеву, на ниве, — где бы ни проходил — мимо двора, мимо гумна, по городу или по чистому полю, — везде, куда б его ни занесло, он знай себе насвистывает. А потом стоит и прислушивается, нет ли отклика. Однажды выбил плечом дверь постройки, откуда помни́лось ему в ответ ржание.
Так, позвякивая инструментами и насвистывая свою песню, странствовал он — один и с попом вместе — по всем ярмаркам, большим и малым. Не было теперь для них ни одного нехоженого города, ни одной неизведанной вотчины, ни одного обойденного табуна. Длинные, просторные дни, пропитанные синью, провели они в дороге. Исходили вдоль и поперек весь Бэрэган, проплыли вверх и вниз по всем рекам, обшарили прибрежные пещеры, землянки, лачуги Власии. Порою снова возвращались на Яломицу, там делали привал, а потом спускались к Галацу. Спали на нивах под присмотром звезд, и огромная кобза поля стрекотала над их головой; умывались росою, а пили дикое молоко недозрелой кукурузы… Так протянули они нити, заткали основу, завязали связи, сплели новые неводы, зачинили износившиеся сети в старых притонах и новых, к которым с трудом пробрались. Ничего!.. Одно только всплыло: якобы найден был когда-то где-то на обрыве труп приземистого человека и рядом павшая белая лошадь. Стало быть, выходило, будто Амоашей покинул нашу землю. Только ведь поверили этому одни недоумки и еще те, кто не точил на него зубы. Русский же с попом неслись к тому месту не щадя силы. Прискакали — никто ничего не видел. Слышать слышали, только это не здесь было… И труп человека с падшим белым конем растворялся, стоило к нему приблизиться, точно призрак, вставший из мертвой воды. А потом снова замаячил на горизонте.
Но это не отвратило ни попа от его упорства, ни казака от его посвиста.
Созрели арбузы… Уже олень справил свою нужду в воду, и преображение сзывало толпы купцов, барышников и воров на другие прославленные ярмарки страны.
Эгон злился, но все еще выжидал, пока графиня, задетая за живое, не вывела его из терпения, и он не порешил перейти горы и смешаться с ярмарочной толпой, дабы напасть на след неверного товарища и его проучить. Изменив обличье и одежды, Эгон с графиней и со своею челядью пробрался через перевал Бузэу к сердцу Валахии, гоня табун венгерских лошадей. Потом они скрылись в притонах, где их встречали земными поклонами, но смотрели за ними в оба.