Во всем Средиземноморье и в Передней Азии важнейшим потребителем шелка была Византия с ее высоко развитыми ремеслами и торговлей. Константинополь, 11 мая 330 года ставший ее столицей, был до открытия прямого пути в Индию огромным торговым рынком. Он, отмечает советский историк Н.В. Пигулевская, «среди прочих товаров сосредоточивал и привозимый из Китая и Средней Азии шелк-сырец и шелковые ткани, которые отсюда уходили еще дальше на запад»[45]. Посредническая торговля шелком приносила персам большие доходы, однако для Византии получение этого товара из их рук было невыгодно, так как вело к необходимости оплачивать шелк по назначаемым персами ценам; между тем Персия пользовалась этой возможностью и по своему произволу повышала цену на шелк-сырец, вынуждая этим Византию повышать цену на шелковые изделия. Стремясь ввести условия покупки и обработки шелка в приемлемое для себя русло, Византия в ряде договоров с Персией пыталась ограничить число пунктов персо-византийской торговли и поставить производившиеся в них операции под свой контроль. В договоре 297 года с шахом Нарсэ (299–302) единственным пунктом контакта был избран город Нисибин на Тигре. Закон Гонория и Феодосия от 408–409 годов добавлял к нему Ракку на Евфрате и Арта-шат на Араксе. В мирном договоре 562 года между двумя державами эти два города были заменены таможней в Даре на обычном караванном пути. Вся эта регламентация была, однако, бессильна пресечь государственную спекуляцию и частную контрабанду. Торговля шелком являлась, говорит Н. В. Пигулевская, «одним из весомых мотивов во внешней политике Византии», однако транзитные торговые связи увеличивали экономическое могущество и политический вес Персии, которую Константинополь всегда рассматривал как реального соперника и потенциального врага.
В этих условиях естественны постоянные тесные сношения, которые византийские купцы поддерживали с эфиопскими. Подобно тому как финикийская колония Карфаген благодаря своей развитой транзитной торговле получила самостоятельное значение, арабская колония Аксум, основанная в глубинной части другого африканского побережья, выросла на почве оживленного торгового обмена между Азией и Африкой и постепенно стала одной из ведущих политических сил Красноморья. Этому способствовало объединение в середине IV века владений аксумитов с эфиопским государством, центром которого был важный международный порт Адулис.
Роль единой Эфиопии в V–VI веках нашей эры была значительной, она спорила с персидской державой как в торговле, так и за политическое влияние в Юго-Западной Аравии. Ориентация ее политики на Византию была ориентацией на главного потребителя вывозимых товаров. С другой стороны, Византийская империя видела один из действенных способов укрепления своего международного влияния в приобщении Эфиопии к христианству, которое исповедовала сама: общая религия способствовала прочному политическому союзу, в котором Эфиопия как более слабый партнер должна была служить интересам могущественной Византии. Действуя в этих интересах, Константинополь постепенно стал выдвигать государство Аксума на роль соперника Сасанидской державы и в индийских водах. Когда же около 350 года к ногам победоносных аксумитов легло побережье Южной Аравии, у Византии появилась особая причина интересоваться Эфиопией.