), а, как оказалось, какой-то «кавказец». А под словами «Нерехтец Крякутной фурвин» скрывался... «немец крщеной Фурцель»
[16]!
Внимательно пройдемся еще раз по рукописи «О воздушном летании...». Открывается она цитатой летописного характера о применении бумажных змеев князем Олегом. Историк Н. М. Карамзин, приведя этот текст в первом томе своей фундаментальной «Истории государства Российского», сопроводил его ироническим примечанием — «...в некоторых русских летописях прибавлено следующее забавное обстоятельство», справедливо полагая, что «бумажные змеи» были вставлены безвестными, но любознательными грамотеями-переписчиками XVII — XVIII веков. Сулакадзев по понятным причинам не привел в рукописи примечание Карамзина, а источник, на который он ссылался, относится к началу XVIII века и, естественно, не может считаться древним историческим документом. Добавим, что сомнения маститого русского историка были вполне обоснованны: бумага появилась на Руси только в XIV веке—спустя пять веков после смерти князя Олега — и даже тогда являлась большой редкостью[17].
Воздушный шар — первый летательный аппарат, изобретенный человечеством. Братья Монгольфье, как известно, затратили огромные средства и преодолели немало технических трудностей, прежде чем их тепловой аэростат — «монгольфьер», как принято теперь его называть, смог подняться в воздух с людьми на борту. Государство, между прочим, не выделило братьям на их опыты ни франка, но, к счастью для истории воздухоплавания, они были людьми богатыми — владельцами бумажной фабрики и смогли довести свое детище до практического применения. И еще одна любопытная подробность: на первых порах Монгольфье совершенно не понимали физической сути своего открытия. Они считали, что подъемная сила их шаров возникает не из-за уменьшения плотности воздуха при нагревании, а благодаря свойству заряженного электричеством воздуха отталкиваться от земли. Именно поэтому они жгли под отверстием шара сырую солому и шерсть, полагая, что дым от сгорания этих веществ наделен отталкивающим свойством в наибольшей степени.
В первой половине XVIII века Российскому государству было не до воздухоплавательных опытов, перед ним стояли куда более насущные проблемы. Но даже если на секунду предположить, что «подьячий Крякутный» или «немец крщеной Фурцель» и совершили на средства неизвестного мецената полет, то это событие обязательно нашло бы отражение в документах тех лет. Официальных. Не только в частных «Записках Боголепова». Увы! Полет не оставил ни малейшего следа в делах канцелярии рязанского воеводы за 1731 год. Не упоминается он и в работах Рязанской ученой архивной комиссии, созданной во второй половине XIX века для разбора исторических бумаг. Хранят молчание и бумаги синода, который якобы должен был рассматривать дело о предании великому отлучению от церкви «еретика» Крякутного.