Я застыла в дверях. Внезапно меня обдало порывом холодного воздуха. Пустой взгляд моей матери переместился на меня, словно летящий на пламя мотылек. Лампочки замигали и потускнели. Нити пластиковых бус, висевших на окнах, начали раскачиваться, а нечто похожее на силовое поле вокруг моей матери надавило на меня, словно мягкий кулак. Но вместо того чтобы оттолкнуть, оно, казалось, притягивало меня, вернее даже, засасывало. Я вцепилась в дверной проем. Увы, ладони мои были влажными от холодного пота, а деревянный косяк – скользким. Я вновь посмотрела на омерзительный потолок и зеркальную люстру с тремя десятками небольших круглых лампочек. Внезапно те вспыхнули ярче – так, что их свет резал глаза, – и одна за другой начали лопаться. Их осколки летели вниз, словно падающие на землю звезды.
Обе женщины тотчас опустили руки и прикрыли головы.
– Уйди!
Я вздрогнула. В первый миг я даже не узнала голос матери, пока она не повторила свой приказ.
– Уйди! – сказала она громче. – Живо. Здесь небезопасно!
Я, спотыкаясь, попятилась из комнаты. Невидимая сила вокруг меня постепенно ослабла, словно пальцы ребенка, которые один за другим отпустили юбку матери.
Я рухнула на груду своих вещей, совершенно обессиленная и неспособная стоять на ногах, не говоря уже о том, чтобы двигаться. Я сидела, тяжело дыша, пока моя мать и ее гостья не вышли из гостиной. Мать торопливо пересекла комнату и взяла мои руки в свои. Ее прикосновение показалось мне абсолютно чужим, как иностранный язык. Я попыталась отстраниться, но она держала меня крепко.
– Ты чувствовала это, не так ли?
Я не ответила; мой взгляд был устремлен на женщину за ее спиной. Та стояла, заламывая руки, словно ей хотелось одного – поскорее отсюда уйти.
Я снова посмотрела на мать:
– Ты устроила гадание, не так ли? Ты же знаешь, отец не любит, когда ты это делаешь.
В ее глазах мелькнула лукавая искорка.
– Но ведь это мой дом. И твой отец мне в нем не указчик. – Она сжала мои руки и посмотрела мне в глаза: – С тобой все в порядке?
Я кивнула. К моему облегчению, она отпустила мои руки и встала.
– Это Глория Элмор, моя старая подруга, – пояснила она, указав на свою спутницу. – Она хотела поговорить со своим сыном.
Мне не нужно было спрашивать, мертв ли ее сын. Я видела, как он стоял рядом с матерью за миг до того, как взорвалась люстра; зияющая рана на его голове подтвердила мое подозрение, что его больше нет в живых.
Я встала и поздоровалась с миссис Элмор. Что-то подсказывало мне, что, когда я была маленькой, она была в числе многочисленных подруг моей матери, что обычно собирались вокруг нее на вечеринках и спиритических сеансах и чье присутствие в нашей жизни подпитывало напряженность между моими родителями.